Ускользающие тени

— Расскажите мне побольше о своей семье, — попросил скрипач, пристально глядя в глаза своей искусительнице, и Сидонию передернуло при виде того, как чертовски глупы бывают мужчины, что способны попасться на такую явную удочку.

Дало состроила серьезную гримаску:

— Они всегда казались мне чужими. С ума сойти, но не можем же мы выбирать себе родных? Я хочу сказать, что ваши друзья — это именно ваши друзья, ваши любовники — это ваши любовники, если вы понимаете, о чем я говорю.

— Да, — хрипловато отозвался Алексей, — для нас друзья и любовники имеют важное значение.

«Просьба пристегнуть ремни, — мысленно процитировала Сидония. — Въезжаем на неровную дорогу».

— Тебе еще повезло, что у тебя были оба родителя, — вставил Род, вертя в руках запотевший бокал. — Я знал только свою мать. Мой папаша, чтоб ему пусто было, удрал в Италию еще до того, как я родился.

— Что, если он был венецианцем? — смело предположил Алексей. — Может быть, он сидит сейчас вэтом кафе.

Игра скрипача, который бродил от столика к столику, исполняя серенады для дам, стала слышна громче.

— Должно быть, это он, — захихикала Дало.

— Вряд ли, — сухо отозвалась Сидония, заметив бледного, одетого в поношенный костюм юношу лет, двадцати пяти, который прижимал подбородком скрипку.

— Кем бы он ни был, — произнес Род, поднимаясь из-за стола, — я собираюсь петь!

«Боже, да он пьян!» — обрадованно подумала Сидония. Злорадно усмехаясь тому, что маленькой шлюхе Дало придется провести сегодня ночь с нетрезвым, сопящим партнером, радуясь поведению Рода, она могла отвлечься от наблюдения за его подругой.

Скрипач заиграл «Сердце красавицы», а Род запел — вполне верно и прочувствованно, даже при своем опьянении. Посетители кафе смеялись и аплодировали, звонко лаяла кривоногая такса.

— Думаю, нам пора расходиться, — заметила Сидония.

Алексей поймал ее взгляд, и впервые за все время знакомства Сидония увидела на его лице непроницаемое выражение.

— Еще рано, — произнес он, и она поняла, как что-то изменилось, первая безумная влюбленность завершилась. Не желая сдаваться, она взглянула на часы, поднеся их к глазам, чтобы разглядеть стрелки в мерцании свечей.

— Ну ладно, еще четверть часа, — ответила она.

— Я могла бы просидеть здесь всю ночь, — возразила Дало. — По мне, это настоящая жизнь! Вот это я люблю больше всего: путешествия, странные местечки, бессонные ночи. В этом есть что-то колдовское.

— Заткнись, — рявкнул Род, подставляя лицо свежему ветру.

— Не смей так говорить со мной! Не думай, что если ты агент, то можешь обращаться со мной свысока.

— Род, дружище, — примирительно произнесла Сидония, просовывая руку ему под локоть, — я устала и хочу вернуться в отель. Ты пойдешь со мной?

— Конечно, крошка Сид. Пусть эти двое остаются здесь. Мне забавно видеть, как они подходят друг другу.

И под аккомпанемент большого марша из «Аиды», который скрипач играл для всех, они спустились по ступеням из кафе и направились к Большому каналу.

— Сука, — бормотал Род, разыскивая дорогу в темноте.

— Не думаю, это всего лишь глупая выходка.

— Значит, умная сука лучше глупой?

— Вероятно, да.

Род сжал се руку:

— Тогда ты должна стать сукой, крошка Сид.

— Каким образом?

— Обращайся с мужчинами как со своими игрушками, но не позволяй им играть собой.

— Ты говоришь про Алексея?

— Не только про него, но, если ты так считаешь, — твое дело.

Тебе он не нравится?

— Я соглашусь с тем, что он гений, только когда услышу его игру. Но гениальность — вероятно, все гении в чем-то ублюдки — только еще сильнее подстегивает чувство эгоизма.

— В одной из французских книг мне встретилась подобная мысль.

— Но ты, Сид, — исключение. Ты единственная из всех моих многочисленных и разнообразных клиентов, кого я без опасений могу назвать «милой».

— Отвратительно!

— Неужели? Ну, ладно. Только не думай, что я даю тебе советы, — я слишком пьян.

Сидония Брукс и Род Риз скрылись в бархатной ночной тьме, перебираясь через один из изогнутых мостиков, переброшенных через узкий канал, и смеясь тому, как эхо повторяет их голоса, когда они склонились над парапетом и одновременно запели: «И к дьяволу Бур-гун-дию!»

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Итак, все было кончено! Неистовая страсть рассыпалась в прах. Арман де Гонто, герцог де Лозан, по собственной глупости порвал с леди Сарой Банбери.

Но, тем не менее, оглядываясь назад, он так и не понял, в чем была его ошибка, так и не открыл истину. Очередной раз, наученный опытом мужчина удержался от великой ошибки — быть честным и открытым c представителем противоположного пола.

«Игра, — думал Лозан. — С женщинами следует вести себя как в игре. Впредь буду обращаться с ними: не иначе».

Положив руки на поручни корабля, он с меланхоличным видом взглянул на удаляющееся побережье Англии. Вскоре седые утесы должны были превратиться в еле различимые пятнышки, и так же скоро воспоминания о леди Саре, женщине, которая всецело пленила его сердце, должны были исчезнуть безвозвратно.