Ускоряющийся лабиринт

— А вот и нет. По ночам…

— Тише. К тебе кто-то пришел.

К постели приблизилась Мария.

— Ты! Но как ты вошла? Сквозь стены?

— Какие стены?

Джон рассмеялся.

— Вот невинная душа! Даже и не заметила.

Пэтти не отняла руки, а Мария, прелестное дитя, ростом не выше его сидящего, подошла к нему и запечатлела поцелуй, золотой пушинкой опустившийся прямо ему в душу.

— Сядь рядом со мной, — сказал он. — Сядь рядом со мной. Ну, вот мы и вместе.

Джон сидел меж двух женщин, взяв каждую за руку и соединив их руки у себя на коленях.

— Мы вместе, — повторил он.

Тепло их душ перетекало из одной в другую, они дарили друг другу зажигательные улыбки, то и дело переглядывались, и вдруг на правую руку Джона упала теплая капля. Капля крови, что тотчас же растеклась по тончайшим складочкам его кожи. Подняв взор, он увидел маленькую ранку под левым глазом Марии.

— Ох, — произнес он.

— Зачем ты так со мной? — спросила она. — Я ведь всегда была с тобой обходительна.

— Но я же был ребенком, — возразил он. — И я не нарочно. Ты казалась такой прекрасной, когда гуляла в саду. Мне захотелось к тебе прикоснуться. Но ты была так далеко. По-тому-то я и бросил в тебя орех.

— Взгляни. Все прошло. — Ранка исчезла прямо на его глазах, и кожа вновь стала гладкой, словно водная поверхность.

— Красота!

Мария ответила ему долгой улыбкой. И не отвела взгляда. Она излучала любовь.

— А ты скучаешь по своей сестре? — спросила она.

Джон почувствовал, как его лицо морщится.

— Да, — сказал он. — Но меня никто никогда не спрашивал. — Он вновь ощутил себя незащищенным с одного бока, кожу до боли холодил зимний ветер, щипал мороз.

— О ней просто не знали. Она лишь мелькнула в этом мире. Да и ты ее не знал.

— Она была младенцем, моим близнецом. Куда ее дели?

Ответ нашелся у Пэтти:

— В гроб одного богача. Она умерла до крещения. И ей нужно было хотя бы тайком проскользнуть внутрь церковной ограды.

— Стало быть, она спасена. Но ведь она могла бы быть здесь, с нами. И мы с ней любили бы друг друга.

— Вот ты так говоришь, — откликнулась Пэтти, — а сам в детстве любил побыть один, уйти от всех да помечтать.

— Это потому что ее не было!

— Вот она, — сказала Мария, вложив ему в руки сверток со спящим младенцем. Закрытые глаза с лиловатыми веками, сжатые пальчики, курносый сопящий носик, мягкий завиток волос. Теплая головка малышки легла в его левую ладонь.

— Это она, — проговорил он. — Моя сестра.

Он обессиленно, все еще не веря, взглянул на Марию и Пэтти. А когда вновь опустил глаза, увидел у себя в руках гнездо. И не смог понять, чье, хотя научился их различать, собирая птичьи яйца. Гнездо было легкое, упругое, из тесно переплетенных прутьев. Яйца он тоже не узнал. Их было четыре.

— Это мы, — сказала Пэтти. — Так-то лучше.

Яйца были белые, словно английский фарфор. Они светились, едва касаясь друг друга, такие нежные, такие настоящие.

— Это мы, — повторил Джон. Он поднял гнездо, и яйца одно за другим закрутились, задвигались вразнобой, словно в них были птенцы. — Это мы.

— Вот в чем загвоздка.

— Рама?

Он кивнул в свойственной ему невыносимо медлительной манере и замолк, так что Мэтью Аллену пришлось уточнить:

— И что же с ней не так?

— Она же из дерева, пусть даже в железной оправе. А дерево — оно мягкое, слишком мягкое. И плохо держит. А когда вот тут болтается…

Мэтью вновь взглянул на то, что получилось. Резьба была небрежна, вся в неровных царапинах и зазубренных надпилах. Чистый, глубокий рисунок погиб. Мэтью взглянул на него в ярости и ощутил, как его наполняет сила, готовая одолеть любые преграды и выполнить резьбу в совершенстве, как клокочет и рвется наружу его воля.

— И все они такие. — Он моргнул, вновь столь же медлительно.

— Ну и?

— В ней-то и загвоздка. Все они будут выходить одинаково. Я, конечно, мог бы доделать их вручную, привести в порядок.

— Нет, нет и еще раз нет. Так мы работать не будем. Весь смысл, вся соль моего проекта — механическая резьба!

Самое страшное в затеянной им рискованной игре было то, что хотя этот риск и подпитывал Мэтью Аллена энергией, нес его в будущее, как на крыльях, в терпком опьянении, доставлявшем истинное наслаждение, полнил каждое мгновение его жизни ощущением собственной силы и неограниченных возможностей, но, если его постигнет неудача, да, стоит ему потерпеть неудачу — весь этот стремительный поток энергии рухнет, словно телега в придорожную канаву, и не будет ничего, лишь унижение, долги, тюрьма, и все, чему он бросил вызов, вновь его настигнет. Вот он какой, этот риск. Мэтью внезапно швырнул доску в дальний угол комнаты с такой силой, что работник отпрянул и, словно пугливая старуха, прижал руку к затрепетавшему сердцу.

— Черт побери! — Он успокоился, несколько раз огладив обеими ладонями бороду. — В таком случае эту часть механизма следует изготовить из стали. Вот и все дела. Заказы придется задержать. Но другого выхода нет. Ну и ладно. Сейчас же отошлю ее мастеру.

— А мне как быть? Я могу доделать несколько штук вручную.

— Нет, нет. Слышали, что я сказал? Можете отправляться домой к жене.

Работник лукаво улыбнулся:

— У меня нет жены.