Услада дней моих суровых,печальный лик любви земной

Тот был поэтом,

Я устал.

Тому ночами,

Грезились богини,

А этот равнодушен,

Даже к мини.

Тот прославлял

Газетные призывы,

У этого, надежды

Едва живы.

И всё же жаль!

Жаль слов,

Звучавших так красиво.

Жаль снов,

Прекраснейших на диво.

Поэта жаль,

С его стихами.

И мира мусор,

С потрохами.

Убого житие моё,

Не ослепило,

Сказки чарованье.

Не много радости даёт,

С лавиной равнодушною,

Свиданье.

Коротенько

А теперь о столкновении,

Друг без друга никуда.

О возвышенном чарующее мнение,

И телес со специей еда.

Огонь и лёд, шипение, пар

И застучали думанья колёса,

По разнопутью женских свар,

До обречённости синеющего носа.

Жили б лучше, если б не торчали,

Жадности непробиваемый заслон,

Гордыни дикой, топающий слон,

И прочей рвани нудный стон.

И это всё в одной посуде,

Прелестной сфере из небес.

Покоя нет на этом блюде,

Желаний непролазный лес.

Разредить бы, рассадить,

Грядками до горизонта.

Всё благодатью окропить,

Под сенью праведности зонта.

Да всё абы и да кабы

В мечтах воркуют птички,

Мы только господу рабы,

Не журавли, но всё таки синички.

Душа явилась

Она любила и верх счастья,

Казалось там уже под ней.

По звёздным далям для причастья,

Скользила не заметно для людей.

Бродила в сумерках как в бездне,

Залитой светом и теплом.

И было обо всём тогда известней,

Пока не оказался с двойным дном,

Для жизни предоставленный ей дом.

Другие были измеренья,

Улыбки, чувства и любовь,

Для потрошенья и без возраженья,

Ты душу перед смертью приготовь.

От появленья и до удаленья,

Ровняешь энергетику Земли,

Надежда есть на воскрешенье,