Услада душ, или Бахтияр-наме

– Наилучший выход, – стал уверять везир, – это чтобы я сказал от твоего имени падишаху, что этот низкородный малец неоднократно покушался на твою честь, не уважал тебя, бросал камешки с крыши и угрожал: «Если ты не уступишь мне, то однажды ночью я ворвусь в покои и отрублю головы тебе и падишаху».

– Как бы нас не постигло возмездие на этом свете и наказание на том, – отвечала шахиня, – за напраслину на невинного человека, за то, что мы отдадим его мечу гнева.

Везир разгневался и закричал не нее:

– По шариату дозволено пролить кровь, и закон разрешает убиение разбойника, который в течение многих лет грабил караваны и отбирал насильно имущество мусульман! И преславный Коран по этому случаю предписал: «Воистину наказание Для тех, кто сражается против Аллаха и его Посланника». Следовательно, убить вора – праведное дело и венец добрых Деяний.

– Повинуюсь, – сказала шахиня, – ибо люди видят в тебе муфтия и считают Мессией всего мира.

Тогда везир пришел к падишаху, стал поносить Бахтияра клеветническими речами, наговорил всяких слов, насочинил разных небылиц. Гнев падишаха разгорелся, и он велел воздвигнуть виселицу в назидание другим.

И вот Бахтияра вызвали для дознания. Шах взглянул на него во гневе и закричал:

– О ничтожный неудачник! Я доверил тебе все царские сокровища, вручил государственную казну, включил тебя в число приближенных сановников. Не стыдно тебе платить коварством за доверие? Ты обрек себя на виселицу, сделал себя дурным примером для всех людей мира.

Бахтияр поднял голову и сказал:

– Да будет вечен падишах всего мира и счастливый государь! И хотя в том положении, в котором очутился я, впору прощаться с жизнью и расставаться с миром, но мужи шариата сказали, имея в виду такие случаи: «Воистину у правой стороны есть рука и язык». Я невиновен в этой возводимой на меня напраслине и безгрешен в приписываемых преступлениях. Значит, если я не докажу свою правоту, то буду виноват в том, что сам сгубил свою жизнь. Ведь сказал всевышний: «Не встречайте гибель собственноручно». Слава всевышнему Аллаху, что наш падишах – пастырь своих подданных и покровитель чужестранцев; его разум украшает сады государства, его вера и счастье наряжают лужайки царства и религиозной общины. При поддержке его десницы можно подниматься на небо, а мирские желания благоволят к нему. Он расположил в строгом порядке слуг и вельмож, озарил все трудности светом твердого ума. Как сказал всевышний, да будет славен и всемогущ он: «По милосердию от Аллаха ты смягчился к ним».

Твоими милостями так упрочен мой удел,
Я от щедрот твоих настолько преуспел,
Что, если вдруг теперь меня ты милостей лишишь,
Мой дух от алчности мирской ты тем освободишь.
Но я не стану умалять, что даровал ты мне,
И с благодарностью тебя я восхвалю вдвойне.

– О падишах, – продолжал Бахтияр, – вели заточить меня в темницу, не торопись казнить меня. Быть может, твои высокие помыслы убедятся в моей невиновности и безгрешности, ибо положение мое такое же, как у купца, от которого отвернулось счастье, дела которого пришли в расстройство, дни благоденствия стали пасмурными, а небо удачи затянулось дымом.

– Что это за история? – спросил падишах.

Тут Бахтияр раскрыл уста красноречия и дал возлететь Анке ясного изложения и приступил к рассказу о купце.

Глава вторая

Рассказ о купце, от которого отвернулось счастье. В этом рассказе заключены назидания для мудрецов и мудрые изречения для разумных мужей

– Да будет падишах вечен, – начал Бахтияр. – Рассказывают, что в древние времена жил в городе Басре некий купец. У него были несметные сокровища и огромное состояние. Он часто разъезжал по делам торговли и не мог нарадоваться судьбе и удаче. Поскольку путешествие по морю приносит большой успех и терпение в опасностях моря – большую прибыль, он непрестанно цитировал стих: «Тот, кто домогается моря, пренебрегает ручейками» – и повторял пословицу: «Соседствуй с царем или морем». Он проводил время в плаще юности и в прохладе вина. Весна его желаний была свежа, деревья его наслаждений были зелены, на лужайке его жизни распустились розы, на ветвях его удовольствий приходили в восторг соловьи радости.

Кликнул я виночерпия и подозвал желанья,
Когда же явились они, кубок велел я позвать,
Если достигнет муж свершенья своих желаний,
Нет уже больше тревог, более нету забот.

Но случилось так, что по воле небес, по желанию своенравного небосвода его дела опрокинулись, верные решения стали превращаться в заблуждения, добрые побуждения стали оборачиваться противоположностью. Осень невзгод изменила свежий цвет его радостей и желаний, а ветры горестей остудили Дыхание его жизни.