– О враг в облике друга! Ради тебя я не знаю покоя. О безжалостный убийца! Ради тебя я переношу тысячи бед.
Удивительное дело! Чтобы отвратить от ребенка беду, прибывали всевозможные средства, оберегали его и охраняли, растили в колыбели заботы, пеленали свивальником предосторожности. Как говорит пословица: «Ребенок – источник скупости и трусости».
Но вот однажды свирепый лев гнался за добычей. Он был стремителен, как вихрь, быстр, как пламя. И вдруг, пробег мимо той ямы, лев упал в нее! Как сказал всевышний: «Чтобы Аллах решил дело, которое было совершено». Лев схватил мальчика за плечо и выбросил из ямы, хотел сам выпрыгнуть вслед за ним, но яма была глубока, а зверь тяжел, и ему не удалось выбраться. Няня стала добычей голодного льва, а мальчик потихоньку спустился с горы в долину.
По воле случая там проходил караван, направлявшийся в дальние страны. Караванщик увидел мальчика, прекрасного, словно месяц на небе, словно ветвь аргавана. Роза бытия его утопала в крови, одеяние его тела было разорвано несчастьем, Кровь расплавленным рубином орошала хрусталь его кожи, блестящие яхонты краснели, на молоке.
– О дитя, что случилось с тобой? – воскликнул караванщик. – Как ты, раненый и без присмотра, оказался в горах?
– Меня укусила собака, – отвечал мальчик, но караванщик увидел большую рану и понял, что это был лев.
– Есть у тебя отец? – спросил караванщик.
– Есть, но он не знает об этом.
– А мать есть у тебя?
– Была, но собака, напав на меня, сожрала ее.
Караванщик взял мальчика и повез в свою страну. Он относился к нему милостиво, от избытка сострадания ласкал и лелеял его, и вскоре тот поправился.
На другой день падишах поехал навестить сына. Подъехав к яме, он увидел на дне ее рыкающего кровожадного льва. Задрожав от горя, падишах воскликнул:
– О светоч моих глаз! Ты стал добычей льва несчастия! Нарцисс моего сада стал лакомым куском для бед!…
Рыдая, он стал посыпать голову прахом, охваченный пламенем скорби. Падишах вернулся в столицу в разорванном кафтане, пораженный горем. Он был печален, словно басовая струна, грустен; голова его клонилась к земле, словно стебель фиалки.
Мудрецы и ученые мужи страны, чтобы погасить пламя скорби падишаха и утешить его, говорили:
– Хотя наши сердца жаждут, чтобы дети наши, в которых сосредоточился аромат радости и цвет лужайки ликования, жили вечно, однако у луны и солнца бывает затмение! Если бы твой я не испил напитка небытия, то была бы опасность гибели для самого падишаха. Жизнь падишаха сохранена благодаря смерти сына, а смерть падишаха была бы для сына бальзамом. Хотя жемчужина разбита молотом смерти, но ведь осталось море – источник жемчужных раковин; хоть бутон сорван ураганом судьбы но ведь осталось дерево, на котором растут цветы.
Так они долго утешали его в горе, говорили много сочувственных слов.
А сын меж тем жил у караванщика, не зная мирских забот и не ведая о предназначении людей. Миновало восемь лет, и мальчику пошел шестнадцатый год. Он обрел юношескую силу, отринул от себя мальчишеские слабости. Плод отваги зрел в нем вместе с возрастом, и жизнь его протекала в безопасности. Он полюбил копье, ложился спать с мечом, а днем подстилкой ему служила шкура льва. Айяры той страны, прослышав о его храбрости и доблести, видя, что он подобен Льву на лужайке, барсу на горе, что он быстр словно ветер и пламя, сказали ему:
– Тот, кто владеет мечом, развлекается на крышах грехов; тот, кто умеет обращаться с копьем, должен летать на крыльях ветра.
того не прельстят женщины с их ухищрениями и домашняя жизнь с ее покоем.
– Будь морем, – говорили айяры, – чтобы избавиться от границ чаши, будь солнцем, чтобы спастись от позора тенет.
Одним словом, юноша и айяры стали заниматься разбоем, так что в стране от них не стало покоя, всюду воцарилась смута, караваны перестали ходить по той стране, нагрянули беды. Люди стали жаловаться на разбой айяров, жители страны стали рассказывать о насилиях, творимых ими. И тогда падишах приказал направить воинов для подавления смуты и искоренения вреда, приносимого разбойниками.