Условия человеческого существования

Оторвав взгляд от огня, Кадзи посмотрел на белое лицо с чуть тяжеловатым для женщины подбородком. Совсем еще молодая, немногим больше двадцати лет. Свежая, холеная женщина.

— Впредь буду экономить, госпожа.

— Да, но имей в виду, я не допущу отговорок, будто из-за экономии дров вода медленно нагревается. Солдаты вечно норовят отлынивать от работы. В моем доме это не пройдет!

С этого дня от Кадзи трудно было услышать что-нибудь, кроме «слушаюсь» и «понятно». Внешне он казался усердным, работал «исправно», так что замечаний получать больше не приходилось. Но трудился он так прилежно с утра до вечера вовсе не для того, чтобы доказать свою «преданность» и «усердие», которого требовала супруга поручика. Просто он понял, что во избежание выговоров и замечаний надо проявлять инициативу и находить себе занятия одно за другим, не дожидаясь напоминаний.

— Молчаливый, угрюмый, но работает хорошо, — признала госпожа Кадокура. Казалось, она довольна старательным денщиком.

Но Какуко, сестра поручика, с сомнением покачала своей красивой головкой.

— С виду он смирный, а что у него на душе — не поймешь…

— А что? — поручик взглянул на сестру. — Мне говорили, он был на подозрении в той части, где служил раньше. Ты тоже что-нибудь заметила?

— Нет, ничего определенного. Но мне почему-то кажется, что в душе он нас презирает… Даже интересно иметь такого денщика!

— Что ж тут интересного? — Поручик строго посмотрел на нее. — Денщик осмеливается презирать семью офицера… Это тебе интересно, что ли?

— А что? Он же не слуга, которого мы нанимаем за свои деньги. Вы тоже, братец, когда получаете приказ от командира батальона или другого начальника, тоже, наверно, думаете в душе: «Чтоб тебя черт побрал, болван!»

— Никогда в жизни так не думал! Приказ есть приказ.

— Нет, думаете! — девушка весело рассмеялась. — Знаете, что нельзя, а думаете!

— Послушай, что я скажу, и хорошенько заруби себе на носу! Я понимаю, тебе здесь скучно. Но это не означает, что тебе позволено забывать о чести и достоинстве офицерской семьи. Никаких фамильярностей с денщиком, слышишь?

— Очень нужно! Просто я сказала, что такого денщика даже интересно иметь в услужении. «Слушаюсь, госпожа!», «Понял, барышня!» А сам небось злится в душе.

Денщик — тот же лакей, это Кадзи понял. И слова императорского эдикта: «Приказ командира да будет для вас моим приказом!» тоже понял. А вот то, что денщик обязан выполнять не только личные поручения офицера, но и полностью обслуживать членов его семьи, — это уже выходит даже за рамки высочайшего эдикта — нерушимой заповеди армейской жизни. Человеку, ставшему профессиональным военным и получающему за это жалованье от государства, должен прислуживать без какого-либо вознаграждения другой человек, которому то же государство силой навязывает только одно — воинскую повинность! Кадзи возмущался. Кто они такие, офицеры? В чем их доблесть? Дармоеды, паразитирующие за счет казны! Так думал он. И если Какуко сумела уловить его настроение, это говорило о том, что девушка неглупа.

Госпожа Кадокура называла его «денщик». Без злобы, просто с сознанием собственного превосходства. Привычное, казенное обращение. Странное дело, думал Кадзи, стоит женщине, проделав положенные формальности, заделаться офицерской женой, как она становится неизмеримо выше солдата и принимает это как должное. В свою очередь супруга господина поручика пикнуть не смеет перед женой командира батальона — и тоже воспринимает это как должное.

Сестра поручика была несколько иной. Но в том, что солдата нельзя считать за равного, они сходились,

Как-то раз, когда Кадзи колол дрова на заднем дворе, его окликнул соседский денщик.

— Слышь, мой рассказывал утром — не мне, конечно, — что на Филиппинах дела плохи, так что после Нового года нашу часть тоже, чего доброго, перебросят на фронт.

Кадзи попалось суковатое полено. Он замучился с ним. Наконец с маху расколол его надвое.

— Никуда нас не перебросят.

— Твой поручик сказал?

— Нет, это я сам так думаю.

— Чего-о? Ты-ы? — собеседник выглядел озадаченным.

Кадзи засмеялся.

— Моего мнения, выходит, и слушать не стоит?

— Я не в том смысле…

— Вот ты говоришь, перебросят на Филиппины… А как, спрашивается? Пешком или по железной дороге? Не доберешься, нет туда дороги. А на море полностью господствует противник, и все наши транспорты отправляются прямиком к Будде. На такую глупость, думаю, не пойдут. Это во-первых…

Собеседник с понимающим видом кивал.

— Пока переправят нас отсюда, с крайнего севера, из Маньчжурии, на Южный фронт, там, пожалуй, и бои закончатся. Это во-вторых.

— А в-третьих?

Колеблясь с ответом, Кадзи поставил еще одно полено и снова взмахнул топором.

— Я и так уж лишнего тебе наболтал… Тебе газеты удается читать?

— Иногда. Тайком от хозяйки, бывает, смотрю. А что?

— Читал на днях? Сталин будто сказал, что рассматривает Японию как агрессивное государство…

— Нет, не читал… А как это понимать?

— А так, что сейчас между СССР и Японией имеется договор о ненападении. Не называют агрессором, если отношения нормальные, правда?

Сосед снова понимающе закивал.