Условия человеческого существования

— Никогда ты ничего не умеешь, — продолжал поручик. — Вот и получается, что тебе даже денщик дерзит. А это подрывает мой авторитет! Пойми ты, дело вовсе не в этих деньгах, а в том, что солдат говорит с тобой как с равной, больше того — тоном превосходства!

Супруга поручика молчала. Поручик прихлебывал сакэ. В доме царила тишина.

Вернулась Какуко, и Кадзи слышал, как поручик позвал ее, как ее спросили, не видела ли она пяти иен, оставленных на кухне.

— Ах, те пять иен! — она рассмеялась. — Ну да, я воспользовалась ими заимообразно. Представить господину поручику объяснительную записку? Ну хорошо, хорошо, так и быть, согласна просить прощения. Извините…

— Ну нет, на этот раз извинениями тебе не отделаться! — возмутилась супруга поручика.

— Да что случилось?

А то, что солдат оскорбил жену офицера! Дескать, жалованье у твоего мужа мизерное, ну и помалкивай!

Какуко не столько возмутилась таким неожиданным оборотом дела, сколько загорелась нескрываемым любопытством. Поручик, словно он подавал команду перед строем, гаркнул:

— Денщик!

Кадзи понял, что заблуждался, считая утренний инцидент исчерпанным. Как видно, ему все-таки предстоит нахлобучка.

— Войди! — приказал поручик.

Кадзи вошел и опустился на пол у порога.

— Ну-ка, повтори, как ты обругал госпожу. Любопытно послушать!

— Я не ругал госпожу, — ответил Кадзи.

— Обмолвился неосторожным словом, так?

Кадзи видел, как Какуко вся насторожилась, даже подалась вперед от любопытства, как ребенок, впервые столкнувшийся с чем-то странным, невиданным.

— Это меня оскорбили, обвинив в поступке, которого я не совершал, — сказал Кадзи.

— Если старший по званию требует от солдата ответа в связи с возникшим подозрением, это не оскорбление! — заявил поручик.

Старший по званию? Это госпожа поручица, что ли? — Кадзи невольно улыбнулся, поняв весь комизм ситуации.

— Правда, что у местного населения в ходу такие прозвища для младших офицеров, как «попрошайка» и «голытьба»? — спросил вдруг поручик.

Самые распространенные выражения, — подумал Кадзи.

— Не слыхал, господин поручик.

— Врешь. Сам, наверно, считаешь нашего брата голытьбой, у которой денег на обед не хватает! Я знаю! Мечтаешь небось вернуться на гражданку, огребать свое жалованье и посмеиваться над офицерами! Это у тебя на уме? Болван! — Поручик поставил стаканчик на стол и уставился на Кадзи. — Или ты не понимаешь, что примечание о твоей политической неблагонадежности пойдет за тобой повсюду, где бы ты ни служил? Какой же ты красный? Ты просто-напросто пустой, жалкий интеллигентишка, вот ты кто! Красные использовали тебя, пока ты был им нужен, а потом бросили на произвол судьбы, вот и все. Но клеймо, которое ты заработал, останется на тебе на всю жизнь! Можешь ты понять, что будет, если такой субъект оскорбит офицера — или будет считаться, что оскорбил, это одно и то же, — можешь ты это понять или нет?

Кадзи промолчал. Что толку говорить, когда тебя не считают за человека, за равного.

— Случись это в доме у какого-нибудь другого офицера, ты бы уже давно был наказан, — продолжал поручик. — А ведь на улице ох как холодно!.. Но я этого делать не стану. Я не настолько мелочен, чтобы пользоваться старшинством в звании. Вот видишь, офицер, которого ты презираешь, тебя же оберегает! А? Что ты на это скажешь?

— Он поблагодарит, если у него есть совесть, — вставила жена поручика.

— Можешь не благодарить! Да и не захочешь, наверно. В конце концов, ты ведь тоже мужчина. Но я еще раз напоминаю, что выгораживаю тебя не как человека, а как денщика, находящегося в моей власти. На гражданке можешь быть кем угодно — директором, важной персоной, а сейчас ты всего-навсего мой денщик! Работаешь ты как будто исправно, в этом отношении у меня к тебе претензий нет. Срок службы денщика согласно уставу знаешь?

— Устав внутренней службы гласит: «Солдата разрешается использовать на должности денщика не более трех месяцев…»

— Правильно. Только имей в виду, что я тебя, денщика поручика-«попрошайки», могу и до истечения срока со свету сжить, заруби себе это на носу!

Не хочет отправлять его, опасаясь, как бы не подумали, что поручик Кадокура не сумел приструнить собственного денщика, соображал Кадзи. Или же боится, что Кадзи пошлют к другому офицеру и пойдут сплетни о том, что жена поручика Кадокура — подозрительная, глупая, жадная… А может, этот любитель нравоучений рассчитывает таким способом одержать моральную победу над человеком, питающим к нему враждебные чувства? Если так, то понапрасну старается! Для Кадзи служба в денщиках только средство избавиться от казармы.

— Так помни же свое место и впредь попридержи язык! — торжественно закончил поручик. — Больше тебе спуску не будет! Можешь идти.

12