— Это без тебя знаем. Если вывести отсюда спецрабочих и продать на другой рудник, знаешь, сколько можно заработать! — горячо уговаривал он. — Скажем, что привезли из Шаньхайгуаня получим вознаграждение за вербовку, опять же дорожные. Пожалуй, по двадцать пять иен с головы наберется. А если скажем, что выдали им аванс по десять иен, то будет уже по тридцать пять иен! Сотню уведем — и три с половиной тысячи в кармане! Соглашайся. Устроишь все, как надо, — половина твоя.
Полторы тысячи иен! Какие деньги!.. Цзинь закрыла глаза. Полторы тысячи мужчин — вот что такое для нее эти деньги!
— А что надо сделать?
Мужчина усмехнулся.
— Самое лучшее — вот так! — Он нажал пальцем ей на сосок. — Раз — и ток выключен.
Цзинь хихикнула, поежившись от щекотки.
— Жалко их продавать… — сказала она, вспоминая чистый взгляд Вана. — Голодные, шатаются от слабости…
— Меня не разжалобишь, не пытайся. Не на такого напала, — зло сказал мужчина. — Их все равно убьют. Ты уж поверь мне. Разве япошки оставят их в живых? А мы уведем их из плена, им же лучше будет. И сами поживимся. Немного рискованно, конечно. Ну да я к этому привык. Вообще-то я в сговоре с одним японцем орудую. А это дельце мы с тобой вдвоем сварганим.
Цзинь долго разглядывала сухое, дерзкое лицо этого человека.
— Откуда у тебя такой шрам?
— Не от праведных дел, — ответил он, проведя рукой по шраму. — Нелегкий хлеб ел… Ну так как же, согласна?
Цзинь не ответила. Ощерившись, он больно ущипнул ее.
— Пойдешь. Ты баба хитрая.
… Может, она и не хитрая, но без риска не проживешь. Прижав к себе юношеское тело Чена, такое непохожее на тело того страшного человека со шрамом, она еще раз спросила:
— Трусишь?
Почему-то в это мгновение в его памяти мелькнуло лицо Митико. «Стыдно, Чен! Не поддавайся соблазну!» — укоряли ее глаза. Но, прильнув к пышной груди мадам Цзинь, Чен отмахнулся от этого видения.
На следующий день в конторе обсуждали сообщение о безоговорочной капитуляции Италии.
— Вот негодяи! Им немцы помогали, а они…
— Ничего, Германия только избавилась от обузы. Теперь ей даже легче будет.
— Но Италия станет базой союзных войск.
— Пустяки, к тому времени Германия высадит в Англии десант. Италия никакого значения не имеет.
— Высадит… Если б могла, давно бы высадила…
— Больно ты быстрый. Ей сначала надо свалить русских.
— Поди свали их!
Чену было все равно, что происходит с Италией, Англией, Советским Союзом. Ему было безразлично даже, что делает Япония с его родиной, Китаем. Перед глазами неотступно стояла мадам Цзинь, в ушах звучал ее искусительный шепот: «Заработок пополам, покупай тогда хоть весь продовольственный склад». А Митико спрашивала: «Тебе пригодились мои пять иен? Да? Я очень рада». Нет, он не в силах встретиться с ней, он будет теперь избегать ее даже на улице…
Чен глянул на Кадзи. Тот о чем-то беседовал с Окидзимой. Может, подойти к ним и сказать: «Господин Кадзи, готовится побег спецрабочих». Чен понурил голову. Нельзя, он обещал не выдавать мадам Цзинь. Он снова посмотрел на Кадзи. Тот что-то оживленно объяснял Окидзиме, развернув газету. Это был человек из другого, чуждого Чену мира.
Заголовок передовой статьи был набран крупными иероглифами: «Безоговорочная капитуляция Италии. Предательство бывшей союзницы не ослабит уверенности Японской империи в неизбежности нашей победы. Сто миллионов, сплотитесь воедино!»
— Хотелось бы мне пощупать своими руками, что это за штука такая — уверенность в неизбежности победы, — кисло сказал Окидзима.
Кадзи скривил губы. Главная ставка, по-видимому, перестала заниматься, чем ей положено, — научно обоснованным ведением войны, и посвятила себя беззастенчивому обману народа.
— Я одного не понимаю, — заговорил он вполголоса. — Я рядовой человек, а и то вижу, чем все это кончится. Не может быть, чтобы этого не видели руководители концернов, военная верхушка… А если концерны, эти Мицуи, Мицубиси, Сумитомо знают, чего же они тогда не беспокоятся о своих несчетных богатствах, бессовестно нажитых на войне? Видно, Уже успели договориться с американцами, что их не тронут, за чей только счет сговорились? Кому расплачиваться придется?…
— Я лично удивляюсь другому, — добродушно усмехнувшись, ответил Окидзима. — Ты знаешь, чем все кончится; чего же ты так усердно работаешь каждый день?
Кадзи покосился на Фуруя. Фуруя сидел, уткнув, как всегда, сонную физиономию в бумаги, и лишь изредка с самым безучастным видом поглядывал на Кадзи. Этот, пожалуй, не станет ввязываться в перепалку и швырять стулья, как ефрейтор Ониси из исследовательского отдела.
— В Италии, рассказывают, тоже такие были, вроде меня, — с невинным видом сказал Кадзи. — Вот ты у них и спроси.
— Спрашивал, — весело подхватил шутку Окидзима. — Говорят, потому и старались, что заранее знали — война будет проиграна.
Кадзи опустил глаза. Италия уже разгромлена. Интересно, что делали такие, как он? Радовались, кричали ура?.. Япония тоже капитулирует. Это неизбежно. Что он станет делать тогда? Ликовать по поводу поражения своей родины?