Условия человеческого существования

Так называемые "специальные" рабочие отнюдь не всегда были военнопленными в точном смысле этого слова. В районе боев против китайских коммунистов японские войска практиковали налеты на деревни. Это называлось "операции по чистке сельской местности". Агрессор есть агрессор, где бы он ни орудовал -- в Европе или в Азии... Мужчин с занятых территорий угоняли на принудительные работы, женщинами распоряжались солдаты по собственному усмотрению, вещи и ценности грабительски присваивались, а всех сопротивлявшихся беспощадно уничтожали. Шестьсот с лишним спецрабочих, передаваемых Лаохулину "за ненадобностью" (это выражение употреблялось при ликвидации казенного имущества, устаревшего или негодного), представляли собой часть мирных жителей, захваченных армией во время одной из последних "операций по чистке". Кадзи, Окидзима и еще несколько человек из японского персонала выселяли "наемных" из четырех бараков, намеченных под жилье для спецрабочих. Кирпичные здания издали, с горы, казавшиеся чистенькими и даже красивыми, вблизи являли собой грязные, зловонные казармы. В тесных проулках между корпусами стояли непросыхающие лужи, над нечистотами с сонным жужжанием носились огромные сизые мухи. Нечистоплотность обитателей, да. Ведь уборные были. Великолепные длинные сооружения, по одному на каждые четыре корпуса. Внутри без перегородок. Только стены. При планировке общественных уборных исходили из тех соображений, что, поскольку биологические функции у людей одинаковы, их можно отправлять, выстроившись в ряд -- ничего постыдного и противоестественного в этом нет... Но если человек поставлен в условия, при которых вынужден ежедневно открывать для чужих глаз свой обнаженный зад, у него может возникнуть мысль: а стоит ли для этого тащиться куда-то? Кадзи брезгливо морщился, но ничего против нарушителей санитарных норм не предпринимал. Он недолго предавался мечтам завоевать любовь рабочих. Он уже примирился с тем, что по долгу службы придется любить их без взаимности. Он очень скоро понял, что люди, которых нечеловеческими условиями жизни низвели до положения скотов, не могут дарить свои добрые чувства человеку, принадлежащему к тем, кто их в эти условия поставил. Они остановились у входа в барак. -- Сейчас будете переселяться! -- крикнул Окидзима по-китайски. -- Выходить с вещами! На нарах вповалку лежали полуголые люди. Никто даже не шевельнулся. Пришлось расталкивать каждого в отдельности. Люди нехотя поднимались, стягивали подстилку -- грязное засаленное тряпье -- и лениво плелись по проходу между нарами к дверям. Отправляясь в скитания, люди брали из родного дома только тощий тюфячок. Где он, этот родной дом?.. За пределами их жизни, в недосягаемой дали... Незачем хранить его в памяти. А свернутый тюфячок будет с ними до конца жизни. Никогда они не спали на этих тюфяках с женщинами, которые их любили, и, видно, так уж будет до конца жизни. Прежде чем протянуть ноги, многие ухитрялись выменять это единственное свое достояние на еду или сбыть за несколько медяков. Зачем они жили, ели, спали, эти десять тысяч человек, которыми управляли всякие Кадзи? Сейчас их гнали из одного барака, чтобы набить ими другой. И снова пятьдесят на шестьдесят сантиметров на душу. Директор в сопровождении Кадзи и Окидзимы осмотрел все четыре барака, предназначенные для размещения спецрабочих, это было чрезвычайным событием -- директор лично знакомился с состоянием объектов, подведомственных отделу рабочей силы. Жандармерия и его заставила пошевелиться -- с этими господами шутки плохи. - Считаете, четырех казарм хватит? -- спросил директор и, поводя толстой, как у кабана, шеей, понюхал спертый воздух, насыщенный запахами грязи, пота и чеснока. - В принципе нет, -- ответил Кадзи. -- Почему не освободили еще один? Окидзима хмыкнул: - Тогда, пожалуй, вольнонаемные запросятся у нас в спецрабочие. - Гм, -- тоже, пожалуй, верно, хотя... -- и, поведя взглядом по черным от грязи стенам, директор замолчал. Стены были исцарапаны гвоздем или каким-то другим острым предметом. - Это что? - Это у них приходо-расходная книга,-- доложил Кадзи. -- А также памятка карточных и других долгов. - Ты что же, разрешаешь им играть? - Видите ли, согласно правилам полагается всех замеченных в азартных играх арестовывать и препровождать в полицейскую тюрьму. Но полиция отказывается строить каталажку на десять тысяч человек. В обычной обстановке директор не стерпел бы подобной дерзости, но сейчас он только нахмурился. Он продолжал изучать стену. В одном месте среди каракулей была выцарапана гвоздем женская фигура. Головы не было, ног ниже колен -- тоже. Но в определенном смысле рисунок достаточно точно воспроизводил женщину. - Это тоже памятка о долгах? -- неожиданно загоготал директор. - Возможно. - Ну ладно, -- директор повернулся к выходу. -- Интересно, что за публику к нам пришлют? - Конечно, с ярыми антияпонскими настроениями, можно не сомневаться. - Гм, да, вероятно. Ведь они из нелояльных деревень. За ними нужно смотреть в оба. Никаких поблажек! -- Пресытившись зловонием, которым были пропитаны стены казармы, директор спешил выбраться на свежий воздух. -- С момента приема вся ответственность ляжет на нас. Прошу быть осмотрительными. Кадзи и Окидзима привычно поклонились, выразив полную готовность повиноваться начальству. Рабочие-ремонтники быстро обнесли четыре освобожденных барака колючей изгородью. У главных ворот поставили вышку для вооруженной охраны. К изгороди подвели кабель высокого напряжения. Закончив работы, Кадзи послал письменное донесение в жандармерию.