Условия человеческого существования

В день приема спецрабочих Окидзима настойчиво потребовал для конвоирования не меньше двадцати человек охраны. Он явно исходил из своего опыта службы переводчиком во время операций по "умиротворению". -- Без роты солдат я вообще ни за что не поручусь! -- кричал Окидзима. Кадзи спорил с ним до хрипоты, пожалуй, впервые за все время службы на руднике. Никаких конкретных оснований для такого упорства у него, собственно, не было. Он только твердил, что нечего устраивать здесь военные игры. Если шестьсот человек взбунтуются, они перебьют охрану независимо от того, будет в ней двадцать или пятьдесят человек. -- Привез же ты из Шаньхайгуаня пятьсот человек один, -- убеждал он Окидзиму. - Как ты не понимаешь, что тут совсем другое? - Никакой разницы. Во всяком случае, мы должны относиться одинаково, что к тем, что к этим. Я не хочу ни замахиваться на них, ни обороняться. Для встречи военнопленных Кадзи назначил восемь человек из отдела рабочей силы -- трех японцев и пятерых китайцев. Фуруя, попавший в их число, доложил, что ехать не может. Сослался на боли в животе. По внешнему виду было непохоже, что он болен. Струсил? Что ж, у японцев есть причины побаиваться пленных. Кадзи внимательно посмотрел на двух других. Лица у них были невеселые, людям явно не хотелось браться за это дело. Кадзи освободил и этих. -- И ты можешь остаться, -- сказал он Окидзиме.-- Один справлюсь - Геройство свое показываешь? -- насмешливо процедил Окидзима. -- Возьму и вправду останусь! Ну ладно, ладно, пошли. Теперь их было семь человек -- Кадзи, Окидзима и пять китайцев. Из конторы вышли все вместе. Окидзима помахал рукой куда-то в дальний угол площади. Повозка, стоявшая там в тени деревьев, тронулась и подкатила к ним. На ней оказались бочонки с питьевой водой и шестьсот обеденных порций по нормам для наемных рабочих. Кадзи недоуменно посмотрел на Окидзиму. Он был посрамлен. Ему и в голову не пришло приготовить еду для пленных. - Сдаюсь. - Пустяки, -- бросил Окидзима. -- Пустяки. До стыка магистральной линии ЮМЖД и Лаохулинской ветки было около восьми километров. Эшелон должен был подойти туда. День стоял пасмурный, шагалось легко. -- Чем мы, собственно говоря, занимаемся, а? -- спросил Кадзи вполголоса. Окидзима промолчал, всем своим видом выражая неодобрение очередному приступу философствования. Кадзи умолк, но не надолго. -- Нет, ты понимаешь, за что мы с тобой беремся? Мы добровольно становимся надзирателями лагеря военнопленных. Теперь и мы отвечаем за войну... Окидзима вяло отмахнулся. - Я смазчик, понимаешь, смазчик рабочей машины. Чтобы машина работала, ее нужно смазывать. А если она часть колоссальной и идиотской машины, именуемой войной, я в этом не повинен. Я автомат, понял? Мне думать не положено. - Совершенно верно! Но почему так получилось? Почему человек настолько утратил волю... - Спроси у своей матушки, -- огрызнулся Окидзима, на этот раз рассерженный. -- Это она тебя родила такого. Они остановились у разъезда и стали ждать. Впереди, сколько хватало глаз, расстилался спокойный, однообразный пейзаж. Если повернуться спиной к Лаохулину, перед глазами, словно на учебном рисунке по перспективе, убегали в бесконечную даль и скрывались за горизонтом две прямые, как стрела, железнодорожные колеи в коридорчике из телеграфных столбов. Рельсы разрезали надвое зеленеющую степь, испещренную красными пролысинами бесплодного глинозема. Кроме кирпичного здания полустанка вдалеке, ничто не преграждало спокойной, безграничной шири неба. Там, где небо и земля сливались, неожиданно показался белый дымок паровоза. -- Вот и пожаловали, -- пробормотал Окидзима. Дымок маячил на одном месте. Издали он казался невозмутимым, неподвижным, как старый китаец-возница, сидевший на телеге и бесстрастно покуривавший трубку, набитую табачной пылью. Кадзи взглянул на китайцев, которых привел с собой. Они тоже казались непоколебимо спокойными. Даже на правильном, красивом лице Чена не было видно и следа размышлений о несчастных соотечественниках, которых должны вот-вот подвезти сюда. Мы стоим и ждем тех, кто должен приехать. Только и всего. Что пользы прежде времени думать? Больше ничего нельзя было прочесть на лицах этой пятерки. Кадзи почувствовал, что от нервного напряжения у него вспотели ладони. Он украдкой глянул на Окидзиму; тот облизывал сухие обветренные губы. Кадзи шепотом спросил у Чена: -- Ты не волнуешься? Сюда едут твои сородичи. С ними, наверно, жестоко обошлись такие вот японцы, как я. Среди них могут быть земляки твоей матушки из Шаньдуна... Чен только улыбнулся: -- Матушка приучила меня не противиться японцам. Да, похоже, Кадзи презирал Чена именно за это отсутствие в нем чувства национального достоинства и вражды к поработителям. И вместе с тем благоволил к нему. За то, что Чен любил японцев. А больше всего за то, что он беспрекословно выполнял приказания Кадзи и был очень полезным работником. -- Там, в районах боев, тебя бы, наверно, прикончили как изменника. Чен поднял на Кадзи глаза и долго не отводил их. Так смотрит на истязателя голодная, обессилевшая собака. Наконец эшелон подошел. Паровоз и пять опечатанных пломбами вагонов. Машинист спрыгнул на насыпь и, не оглядываясь, пошел по путям к зданию станции. Окидзима и Кадзи недоуменно переглянулись. Через несколько минут из-за вагонов появился станционный служащий. -- Ключи от вагонов у вас? - Нет, нам ключей не давали, -- ответил Кадзи. - Странно. А что в них? - Какие-то машины. Точно не знаем, -- сказал Окидзима. - Едет, едет! -- крикнул старик-возница, показывая трубкой куда-то вдаль. На грунтовой дороге, идущей параллельно железнодорожной линии, бежало облачко пыли. Всадник гнал во весь опор. Кадзи сразу решил, что это старший унтер-офицер Ватараи. Так оно и оказалось. Роняя пену и тяжело поводя трепещущими ноздрями, конь остановился перед ними, перебирая ногами на месте. Ватараи с седла крикнул: "Что за люди?" -- и, узнав, что они из отдела рабочей силы Лаохулина, потребовал старшего. -- Я, -- сказал Кадзи. -- Фамилия? Кадзи ответил. - Так, правильно. Кадзи. У меня так: если раз слышал, не забуду. Так вот, с этого момента спецрабочие передаются в ваше распоряжение. Напоминаю, это военнопленные. Следовательно, все, кто будет иметь с ними дело, обязаны подчиняться военным порядкам. И чтобы никакой халатности и разгильдяйства! - Понятно. - Нет, непонятно! -- заорал Ватараи. -- Как ты поведешь шестьсот человек, когда вас всего раз, два... семеро! Что предпримете в случае попытки к бегству? - Никаких особых инструкций по приему мы не получали. Из этого мы сделали вывод, что опасности побега нет. Ватараи зловеще улыбнулся. -- Так вот, слушай инструкцию для неуклонного исполнения. Донесения о военнопленных представлять еженедельно, ясно? Указывать численность по списку, количество убитых, умерших и так далее и фактическую численность. Ну, в общем как доклад о вечерней или утренней поверке. Понял? Кадзи молчал. - Понял? -- заорал унтер. - Понял! -- посинев от ярости, крикнул в ответ Кадзи. - Отлично. -- Ватараи ощерился в улыбке. -- А ты, я вижу, крепкий мужик. Сколько лет? - Двадцать восемь. - Женат? - Прошу передать ключи от вагонов, -- сухо потребовал Кадзи. Кустистые брови на физиономии Ватараи судорожно дернулись. Перебирая ногами по сухому грунту, конь боком надвинулся на Кадзи. Конская морда оказалась у самого лица. Поняв, что унтер нарочно напирает на него, Кадзи не пошевелился. Конь бешено мотал головой, обдавая Кадзи жарким дыханием. Ватараи продолжал горячить коня, пока тот не взвился на дыбы, заржав и оскалив зубы. Передние копыта взметнулись над головой Кадзи... Осадив коня и повернув его в сторону, унтер бросил к ногам станционного служащего связку ключей. - Молодец. Упорный мужик. Ты мне нравишься. - Прошу принять участие в сдаче спецрабочих, -- спокойно сказал Кадзи. - Э-э, нет, это не пойдет. Я сейчас отправляюсь в командировку по личным делам, -- Ватараи подмигнул Кадзи и захохотал. -- Уж не думаешь ли ты, что наш брат считать не умеет? Не бойся. Если армия тебе говорит -- шестьсот четыре человека, значит, шестьсот четыре и ни одним меньше. Армия ошибок не допускает. Приведешь -- пошли донесение о прибытии на место. Понял? Помрет кто -- светлая память, но побегов чтоб не было! -- И унтер, наотмашь хлестнув коня, ускакал. - Ох и дерьмо! -- почти простонал Окидзима. Отирая со лба пот, Кадзи махнул рукой железнодорожнику. Тот стал отпирать вагоны. Из вагонов пахнуло тяжелым, гнилым воздухом. Приходилось отворачиваться, легкие отказывались дышать этим зловонием. Вагоны были битком набиты изможденными людьми. Двери стояли настежь, но никто из пленных не шевельнулся. Только когда сотрудники отдела рабочей силы стали вытаскивать ближайших наружу, задвигались и остальные. Над площадкой у вагонов под ярким летним солнцем повис тошнотворный запах нечистот и больных, давно не мытых тел. Скелеты, обтянутые кожей, покрытые язвами и лишаями, едва передвигались. Только в тусклых глазах еще теплилась жизнь. -- Ну и ужас... -- только и вымолвил Окидзима. -- Недаром этот стервец смылся. - Все из них выжали. А теперь, когда они уже полутрупы, выбросили "за ненадобностью"... -- яростно пробормотал Кадзи. Людей построили и пересчитали. Не хватало двенадцати человек. Кадзи и Окидзима пошли осматривать вагоны. Армия действительно не допустила ошибки. В вагонах осталось двенадцать трупов. -- Уморили людей... -- Окидзима выругался. Кадзи молча стоял над последним, двенадцатым в потемках вагона. Эти люди долго умирали. Сколько они пролежали здесь, изнемогая от голода, жажды, духоты? Сколько проклятий послали они на головы японцев! И в то же время, наверно, молили судьбу, чтобы их поскорее привезли и сдали другим японцам, чтобы поскорее позволили глотнуть свежего воздуха, каплю воды, хоть немного еды... Вот судьба и послала им его, Кадзи, в качестве "другого японца". Он стоял над этим двенадцатым с нестерпимой болью в душе. Нет, не он их убил. Но может случиться, что в конечном счете ему придется отвечать и за них. Только сейчас он начал понимать, что за тяжесть взвалили на его плечи. Теперь ему предстояло выбирать одно из двух: либо продолжать гнать этих грязных изможденных людей туда же, куда их гнали до сих пор, -- к последней черте... либо где-то круто свернуть... -- Что будем делать? -- спросил Окидзима. Он имел в виду этих двенадцать. Но Кадзи ответил на другой вопрос: -- Отступать теперь поздно. Даже если б мы захотели... Они одним прыжком метнулись к двери вагона -- таким страшным прозвучал стоголосый хриплый вой снаружи. Толпа нерешительно, но по-звериному грозно наступала со всех сторон на повозку с продуктами. Как потом выяснилось, один из сотрудников по недомыслию начал разгружать повозку на глазах у этих изголодавшихся людей. Запах пищи мгновенно привел их в возбуждение. Движения их были не по-людски медленны и неверны и от этого казались еще страшнее. При виде лавины полумертвецов, надвигавшейся на него, старик-возница завопил от ужаса и спрыгнул с повозки, норовя пуститься наутек. -- Угоняйте телегу! -- крикнул Кадзи еще из дверей вагона, но было уже поздно: и телегу и старика захлестнуло людской волной. Кадзи и Окидзима бросились в самую гущу толпы. Следом стали пробиваться и остальные сотрудники отдела. Спасло их, конечно, только то, что нападавшие были слабее, могли двигаться, но не сопротивляться. Иначе все семеро были бы растоптаны, как спичечные коробки. Прорываясь к повозке и расчищая себе путь ударами, Кадзи и Окидзима затерялись в толпе. Рядом с Кадзи стиснули обессилевшего старика-возницу. Кадзи выхватил у него из рук кнут и принялся косить им направо и налево. Послышались вопли, брызнула чья-то кровь. Сплошная человеческая стена стала расступаться. Окидзима ворвался в образовавшийся просвет и вскочил на повозку. - Кнут давай! -- крикнул он Кадзи, сталкивая ногами призраков, пытавшихся залезть на повозку. -- Скорей кнут! Кадзи, не помнил, как он протянул кнут Окидзиме. Он только услышал, как кнут несколько раз с устрашающим свистом рассек воздух над его головой. Повозка прорвалась сквозь гущу напиравших тел и укатила. Толпа рассыпалась, и люди начали валиться с ног. Спасли! В голове не было ни единой мысли, кроме этой. Огромным усилием воли Кадзи удерживался на ногах. Пленные лежали вповалку. Его помощники выбрались из этой груды тел и пытались отдышаться. Только тут Кадзи увидел, что костюм на нем изорван в клочья, руки ободраны и кровоточат. Хотелось лечь на землю. В этот момент Кадзи увидел Чена. Тот сидел на корточках, уткнув лицо в колени, затем поднял голову и поглядел на Кадзи. На его исцарапанном лице мелькнула улыбка. Кадзи заставил себя удержаться на ногах. Отогнав телегу, Окидзима вернулся. Он шел шатаясь. Одежда на нем тоже была изодрана. - Ну? - Пусть отдохнут, дадим им поесть и двинемся... -- сказал Кадзи. - Не дойдут. Попробую связаться с транспортным отделом, попрошу несколько платформ. Окидзима отправился на станцию звонить в транспортный отдел. В платформах ему отказали, не согласились нарушить график вывоза руды. -- Ладно, не буду вас упрашивать, -- заорал он в телефонную трубку. -- Но запомните: понадобятся вам рабочие -- не просите! Котенка вам не дам! Нужно было вести людей пешком. Сотрудники отдела сами засыпали щебнем и землей тех двенадцать. Призраки глотали выданные им пайки и безучастно смотрели на происходящее. Чен беспомощно смотрел на Кадзи: - Неужели японская армия заставляет пленных работать и не кормит? - Жестоко? Люди так не поступают, да? -- неприязненно спросил Кадзи. -- Это ты хочешь сказать? Ну а если бы среди этих двенадцати оказался твой отец, у тебя хватило бы мужества отомстить японской армии? Ну, скажем, тому же унтер-офицеру Ватараи? - Н-не знаю... - Тогда не спрашивай про японскую армию! Ты же видишь, я с благодарностью принимаю от нее этих полумертвых людей! Через час колонна двинулась к Лаохулину. Люди шли покорно, понурив головы, шатаясь от слабости. По прибытии на рудник Кадзи свернул в главную контору. Разместить спецрабочих в отведенных для них бараках должен был Окидзима. -- Сбегай-ка в корейскую артель и попроси от моего имени собаку. Они держат несколько собак на мясо, -- приказал он одному из своих помощников-китайцев. Привели собаку. Окидзима выстроил спецрабочих внутри ограды. -- Должен сделать одно предупреждение, которого не хотел бы делать, -- жестко сказал он им по-китайски. -- Вы, конечно, попытаетесь бежать. Сейчас вам наверняка не до этого, но завтра вы начнете подумывать о побеге. Так вот, бежать не пытайтесь, далеко не убежите. Окидзима дал знак, и помощник-китаец швырнул собаку на колючую проволоку. Вспышка, дым, вонь горелого мяса... Спецрабочие стояли молча. Покорные, безразличные, ничего не выражающие лица...