Условия человеческого существования

Солдат сдержал свое обещание. На следующий день утром он принес аспирин. В пергаментном пакетике было больше двадцати таблеток. Кадзи не знал, как сказать по-русски "я вам очень благодарен", и поэтому несколько раз повторил "спасибо", одно из немногих русских слов, которые знал. Солдат помахал ему на прощанье рукой. -- Вы вернетесь? -- спросил Тэрада сквозь слезы, когда Кадзи протянул ему аспирин. -- Вернусь обязательно. А ты духом не падай, поправляйся. Чтоб к тому времени, когда я вернусь, ты был на ногах. Тэрада расстроился не на шутку. Он впервые разлучался с Кадзи. Даже тогда, когда Кадзи вытащил его чуть ли не из-под танка, у него не было такого страдальческого выражения лица. Смертельная бледность покрывала щеки юноши. "А ведь, пожалуй, уже не встанет,-- подумал Кадзи.-- Но разве будут расследовать это дело? Разве Кирихару накажут?" С Кирихарой он столкнулся у входа в ангар. -- Слышал, едешь на узкоколейку. Ну, потрудись, потрудись. Кадзи всего перекосило. - Слушай, я хочу тебя попросить об одном одолжении. - О каком? - Это касается Тэрады. Умрет он тут без меня. Подкармливай его. Ведь для тебя это не составит труда... - Думаешь, если попросишь, я сделаю? -- Кирихара зло ухмыльнулся.-- Говорят, ты и Ногэ и меня хотел поддеть, но русские это мимо ушей пропустили. Теперь поспишь под открытым небом и поймешь, каково мне тогда было... На, возьми... С улыбочкой он протянул Кадзи горсть семечек, Кадзи семечки не взял. -- Рано радуешься... Группа пленных в пятнадцать человек к вечеру подошла к узкоколейке. Со всех сторон тут стоял густой лес. На небольшой насыпи в беспорядке валялись рельсы. Их, видно, подтащили сюда со всех участков дороги и сейчас собирались вывезти. Каждый рельс весил как раз столько, чтобы поднять его вдвоем, но когда его несли, он впивался в плечо, давил на спину. Постепенно боль переходила на поясницу, и тут уже нести рельс было трудно. Однако еще тяжелее было спать на покрытой инеем земле. В первую ночь пленные попытались заснуть, сидя у костров, но усталость все равно свалила всех на землю, и тут уж холодный северный ветер пробирал до костей. Пленных удивило, что конвоир, вырыв углубление в земле, преспокойно улегся и уснул. "Верно, они из другого теста",-- подумал Кадзи. Но что закалило их, что помогло им сделаться такими, он понять не мог. Пленные сперва думали, что русские едят масло да сыр, оттого, мол, они такие здоровые, но эта была неправда. Пища русских солдат состояла из картошки, черного хлеба и негустого супа. Богатырское здоровье русских внушало и уважеие и страх. Да, эти все выдержат, им все нипочем. Кадзи заснуть не мог. Он проклинал свою злосчастную судьбу, собственную слабость и глупость, которые завели его сюда. В тупом оцепенении он смотрел на далекие звезды, казавшиеся примерзшими к небу, и чувствовал, что силы покидают его. Если бы на следующий день он не встретился с Тангэ, он, наверно, попробовал бы убежать. Терять ему все равно было нечего... Тангэ появился из леса во главе большой групы пленных. Он шел, держа рельс на плече, и о чем-то разговаривал с конвоиром. Кадзи первый узнал Тангэ. -- Значит, судьба была встретиться,-- рассмеялся Тангэ, с удивлением рассматривая странное одеяние Кадзи.-- А этих помнишь? Кадзи покачал головой. - Те самые, что прятались в горах. У них еще командир бородач был. Ты с ним повздорил, помнишь? Все получилось, как ты предсказал. Его солдаты кокнули, когда он попытался оказать сопротивление русским. - А что стало с Хиронакой? - Три дня назад умер. На глазах таял... - И я, кажется, загнусь,-- Кадзи тускло улыбнулся.-- Все-таки нельзя было сдаваться в плен. Но я боюсь, что совершу еще одну ошибку... Только вечером Кадзи заметил, что пленные, бывшие под началом Тангэ, избегали своего старшего. У костра они старались держаться подальше от Тангэ. Кадзи сказал об этом приятелю. -- Что же поделаешь...-- ответил Тангэ.-- Русские поставили меня старшим, а я же японец, как и они, это им не нравится. Меня тогда послали к ним с предложением сдаться. Конечно, не очень-то это было приятное поручение, но после того, как дело удалось, русские передали мне все руководство работами. А условия тут сам видишь какие. Правда, в Сибири, думаю, еще тяжелей придется, но там зато все поймут, кто был виновен в этой войне... -- И все равно ты с радостью туда едешь? Кадзи в упор посмотрел на Тангэ. - С радостью или нет, но еду,-- сказал Тангэ.-- Об остальном стараюсь не думать. - Почему? - Да как тебе сказать? Не думаю -- и все. Думами разве поможешь? Некоторое время молчали, костер весело трещал. -- И все-таки до смерти противно,-- задумчиво сказал Кадзи. - Что противно? - Что мы как животные... Нас ведь за людей не признают, так, рабочий скот. И потом, они всех нас считают фашистами. Это же неправильно. Работы я не боюсь, и не в скудном пайке дело, и даже не в холоде. Нестерпимо другое: Сталин ненавидит японцев и мстит нам за войну, но ведь мы не классовые враги, почему же они держатся с таким высокомерием? - С высокомерием? - Да. Они считают себя выше нас. - Что ж поделаешь? -- Тангэ глубоко вздохнул.-- Так пока сложилась обстановка. - Конечно, делать нечего.-- Кадзи тоскливо уставился на огонь.-- А скажи, почему человек смиряется с такой неизбежностью? - История все поставит на свое место,-- ответил Тангэ, подвинувшись ближе к Кадзи,-- а мы пока ничего не можем сделать. - А я не собираюсь полагаться на историю. Если доживу до Сибири, все выложу им начистоту, все, что думаю. А тогда пусть хоть в тюрьму отправляют. Будущее рисовалось мрачным. Самой усердной работой тут не заслужишь права высказаться начистоту. Никому нет дела до твоей моральной правоты, ты пленный, осколок агрессивной империи...