Условия человеческого существования

Через три недели по приказу директора спецрабочих вывели на работу. Поводом к этому послужило очередное требование правления увеличить добычу. Вообще-то по сравнению с недавним прошлым рудник достиг заметных успехов, но до выполнения плана было еще далеко. Удивляться было нечему -- планы составлялись без учета реальных возможностей и отражали только потребности военной промышленности в металле. По-видимому, там, наверху, считали, что недостаток производственных мощностей может быть восполнен патриотическим духом... И соленым потом спецрабочих, где это возможно. -- Завтра начинаете работать, -- объявил Окидзима старостам, -- и переводитесь на общее питание -- гаолян и жмыхи. Как все рабочие. Старосты выслушали распоряжение равнодушно. За три недели отдыха спецрабочие немного отошли. Кожа, покрытая струпьями, начала очищаться, исчезла ее мертвенная, землистая бледность. Только одно не изменилось -- безжизненные, бесстрастные, ничего не выражающие лица. Запертые за колючую проволоку люди бесцельно бродили, останавливались, тупо смотрели на волю за проволокой и снова бесцельно бродили по загону. Распечатав пачку сигарет, Кадзи угостил старост. Сун, староста второго барака, взял сигарету и поблагодарил. Взял Хоу из первого барака, и Хуан из третьего, и Гао из четвертого. Главный староста Ван Тин-ли молча отвернулся. Застывшая ледяная гримаса на его лице могла сойти и за холодную улыбку. Он словно говорил: сигаретами нас не купишь. Кадзи пристально оглядел его. Высокий, с тонкими чертами лица, Ван Тин-ли не походил на простолюдина. - Не куришь? -- спросил Кадзи по-китайски. -- Раньше курил. - Бросил? - Хватает мучений и без того, -- спокойно и тихо ответил Ван. -- Покуришь раз -- потом будешь мучиться без курева. - Так называемая революционная стойкость? -- иронически буркнул себе под нос Кадзи. - Не думаю, чтобы японцы стали снабжать нас сигаретами, -- сдержанно возразил Ван. -- Лучше не привыкать. - Вот тебе и благодарность! -- грубо прервал его Окидзима и посмотрел на Кадзи. -- Спасали их от смерти, лечили, а вот и благодарность! Ван только усмехнулся. - Мы когда свободна будет? -- неожиданно спросил Хоу на ломаном японском языке. -- Мы народ крестьянска, воевать нет, тихо. Японский солдат пришла, наша женщина губил, мужчин туда-сюда гнал. Плохо совсем. Был тысяча, еще больше. Теперь шестьсот нет. Где остались? Помер! - Нет, не помер! - гневно вмешался Сунн .-- Не помер! Убили их! - Я обещаю, здесь этого не повторится! -- торжественно заявил Кадзи. - Японский люди красиво говорят. И пишет красиво, -- горько сказал Гао. -- Только неправда все, одни слова. Окидзима сверкнул белками. - Вы вольны верить японцам или не верить. Только помните -- сейчас вы во власти японцев. Господин Кадзи и я -- тоже японцы. Вот и подумайте, какая вам польза от таких разговоров. Под надзором военных были -- небось помалкивали. Еще бы, там с вами не церемонились, сболтнешь лишнее -- на месте расстреляют. А у нас отъелись на белой мучке за три недели и осмелели! Очень рад за вас, конечно, но советую не забывать -- вы пленные, а мы ваши надзиратели. Так что особенно хорохориться не советую! - Вы видите колючую проволоку,-- медленно заговорил Кадзи по-китайски. -- Так вот, от вас зависит, снимут ее отсюда или оставят. Думайте, как хотите, но я лично считаю, что ваше будущее в ваших руках. Ван Тин-ли искоса посмотрел на Кадзи. Староста третьего барака Хуан сказал: -- Когда в человек ложь нет, мы верим. Мы верим начальник, пускай начальник верит нам. Хорошо. И на губах его мелькнула чуть заметная хитрая усмешка. -- А ты что скажешь? -- спросил Кадзи у Ванна. Тот ответил, что они не солдаты, поэтому имеют право требовать освобождения, а японцы по той же причине не имеют права их задерживать. -- Мне очень жаль, но права освободить вас я не имею. На меня возложена как раз обратная обязанность: не допускать вашего побега, -- ответил Кадзи. -- Ну что, Ван, в военном лагере ты мог так разговаривать, признайся? -- Конечно, нет,-- рассмеялся Окидзима. - А почему? Наверно, опасно было? Ван молчал. - А здесь не опасно? - Хотели бы нас уничтожить -- не стали бы кормить пшеничными лепешками и лечить три недели,-- тихо проговорил Ван. - Что ж, ход мысли правильный, -- усмехнулся Кадзи и повернулся к Окидзиме. -- Будь добр, скажи им: если угроза смерти делает их покорными, а малейшее проявление снисходительности порождает дух сопротивления, нам придется пересмотреть свое отношение к ним. Даровать им свободу, как это ни грустно, не в нашей власти. Возможности у нас весьма ограничены. Окидзима точнейшим образом перевел все это на китайский. Лица старост по-прежнему оставались бесстрастными, только Ван взметнул на Кадэи спокойный немигающий взгляд. Наутро Кадзи с порога конторы наблюдал, как колонна спецрабочих во главе с Окидзимой шла на работу по специально для них огороженной с обеих сторон высоким проволочным забором дороге. Мальчишка-посыльный упер руки в бока и важно произнес за спиной Кадзи: -- Очень несчастные люди. Обязательно убегут, господин Кадзи. Кадзи обернулся и удивленно оглядел заморыша. -- А ты откуда знаешь? -- Чен сказал. Кадзи крикнул Чена. Тот выбежал к дверям. - Убегут, говоришь? -- Кадзи показал глазами в сторону удаляющейся колонны. - Они работали в деревне, на своей земле... -- Чен замялся, не решаясь продолжать. - Ну и что же? - Разве они захотят тут работать? У них ведь в деревне матери, жены, дети... - Возможно. Но куда они денутся, если сбегут? Снова попадут в руки наших войск. Или им придется скрываться, а это похуже бродяжничества. Твой отец был бродячим рабочим, ты должен знать, что это за радость. Солонее придется, чем здесь... - Бродяжить люди уходят по своей воле. Бросают дом, потому что нечем жить, идут искать пропитание в другом месте. А эти разве сами ушли от своих семей? - Пожалуй, ты прав... -- пробормотал Кадзи. -- Но у меня здесь не лагерь военнопленных. Я пытаюсь обращаться с ними как с людьми, понимаешь? Чен кивнул, но ничего не ответил. Колонна уже поднималась по склону. Люди в колонне казались теперь крохотными, как игрушечные солдатики. Оттуда, с высоты их четыре барака, обнесенные колючей изгородью, должно быть, видны как на ладони. И по обе стороны дороги тоже колючая проволока. -- Пока что все выглядит так, будто я говорю красивые слова. -- Он покосился на Чена. Тот чуть заметно улыбнулся. -- Но я добьюсь, чтобы это были не только слова, вот увидишь,-- и Кадзи уже прямо взглянул в глаза Чену.