В этой ситуации высокого уровня доверия к такому институту власти, кризис мог быть спровоцирован только во вне, путем экспансии на данную «унавоженную» почву иной религии. Но это довольно обыденно решалось борьбой религий и войнами, без подрыва авторитета собственно религии, как одной из основ тогдашней власти и права.
С ростом «светского знания» росло и его значение, и его экспансия. С конца эпохи средних веков уже наметилось разделение непосредственно веры и знания. Вера продолжала отвечать за спасение души в загробном мире (и, как следствие – за нравственность в мире насущном) и знание (воплотившее собой почти все остальное). Ученые датируют такое разделение, которое мы предполагаем отправной точкой или импульсом к самому началу кризиса общественного доверия к религиозной составляющей, периодом проведения Константинопольских соборов XIV века, но мы в данной работе не будем уделять внимание конкретным датам, ибо не они являются ее целью. Важно, что в этой связи мы полагаем, что на авансцену исторического развития вышла новая субкультура общества, модернизированная относительно платонизма с присущим ему символизмом мировоззрения.
С этих пор знания открыто противопоставляются вере, а христианство постепенно теряет свое общественное значение.
Нравственность, по сути, производное от мировоззрения, а в бытовом понятийном аппарате «одежонка, которую берут на прокат все, кому ни лень», чтобы выглядеть модно, то есть соответствовать престижу морально-нравственной личности, поддерживаемой новой субкультурой. Кризис доверия к церкви в этом смысле проявился в утрате ее роли и престижа как единой и полноправной блюстительницы нравственности.
Люди неизбежно стали задавать себе «албанские» вопросы о том, почему я должен быть нравственным (или высоконравственным), хорошим по отношению к другим, если это, во-первых, ничего мне не дает, а во-вторых, полно примеров обратной реакции, когда граждане с невысокой нравственностью занимали и высокое положение в социуме и одновременно были не наказуемы.
К слову, такие же вопросы люди задавали и в более поздние века. Поэтому, этот главный вопрос, мы не стали бы недооценивать.
Размышляя о причинах явления, создается впечатление, что как в «стародавние времена», так и сейчас доведение до кризиса социума (утрата его доверия) суть явления одного плана; как XV веке, так и в начале XX, так и сегодня власть предержащие вполне создают условия для таких кризисов, отчасти попустительствуя ситуации, отчасти недальновидностью (что, в принципе, пожалуй, одно и то же), и стремлением к удержанию власти любой ценой, а также принцип работы «после меня хоть потоп». Что уж тут удивляться, ежели история повторяется.
Трагедия современного института религии в том, что он не смог и пока не может предложить удовлетворительных ответов социуму на «албанские» вопросы, кроме догматов веры и проповедей, годных для объяснения старой картины мира, и давно устаревших. Осталась функция сохранения духовно-нравственной традиции, но ей удовлетворяются далеко не все граждане. Кроме того, сегодня влияние церкви на управление государством претерпело заметные трансформации.
Если говорить о христианстве, то оно осталась «заповедником нравственных ценностей», в котором, как известно очень трудно жить, как и дышать чистым кислородом – невозможно.
Известный в новейшей истории России общественный деятель В. Шендерович высказался на этот счет примерно так (сохраняю смысл): если Патриарху позволительно агитировать за президента, то ждите пиления крестов.
Наука со своей стороны могла бы перенять у института церкви инициативу нравственного водительства. Но «галилеева наука», которая сейчас преобладает в мире, не столь авторитетна среди обывателей.
Научные представления о мире как о целом имеют не практический опыт (слишком ограниченный, чтобы охватывать собою все сущее), а разного рода донаучные, религиозные и философские построения. И если эти построения со временем и меняются в сторону «научности» или псевдонаучности, то лишь потому, что к этому их вынуждает «эмпирика» – накапливаемые результаты практического опыта.
Знания, как известно, обобщаются разными путями, и все вышесказанное не гарантирует того, что эти пути обязательно должны быть научными.
Идеология собирания богатства любой ценой представляет собой поставленное на конвейер производство манипулятивных технологий, призванных законсервировать материалистическую парадигму [17].
Противопоставление друг другу веры и знания, идеалов и интересов является средством камуфляжа глобальных интересов и орудием господства ведущих экономических групп, для которых существующая материалистическая парадигма является главным инструментом самооправдания деятельности и целеполагания. Таким образом, обосновывается экономический центризм; компрометация духовности (неважная, небазисная, не необходимая), путем создания нового человека, для которого вторично все, кроме «товарного статуса» или «меновой стоимости». Это общество мы уже имеем.