Возразить мне было нечего.
– Короче, держись от нее подальше, я все сказал! Если пришла не Стиви, то кто?
– Райан.
– Какой Райан?
– Кинг.
– Хм. – Кингстона никто не называет по имени, кроме родителей. Даже братья всю жизнь обращаются к нему Кинг. – Что он тут забыл?
– Приехал отвезти тебя на какое-то собрание команды. А может, ходит по домам и агитирует людей вступать в свою армию полорубашечников.
Я не стал комментировать подколку в адрес приятеля. Кинг хороший парень, только нечеловечески правильный – самая «прямая стрела», какая мне попадалась по жизни. Он до сих пор запивает ужин молоком – даже в баре молоко заказывает, редко пьет больше одной кружки пива и не позволяет себе буквально ни капли, если он за рулем. Кинга в его неизменных рубашках поло, льняных слаксах и начищенных ботинках и впрямь можно принять за главу шахматного клуба.
– Скажи, я сейчас выйду.
– Конечно-конечно, братик. Тебе помочь?
– Сам справлюсь.
Нолан вышел, оставив меня поднимать задницу с кровати. Я обратил внимание, что в ванной стало намного чище, чем накануне. Приводил я себя в порядок добрых десять минут. Кингстон ждал, сидя у «острова» на кухне и потягивая молоко.
– Извини, что заставил ждать.
– Ничего, я приехал с запасом. Я понимаю, тебе сейчас трудно передвигаться, – он допил молоко, сполоснул стакан и поставил на сушку. – Готов ехать?
– Ну, – утвердительно отозвался я, опуская в карман бумажник и телефон. Я взял костыли, Кинг – мой кофе, и мы направились к лифтам. Я бросил взгляд на дверь напротив: газеты нет, значит, Стиви уже ушла на работу. Интересно, продолжается ли наше утреннее соревнование труселей, раз она теперь помогает мне с физиотерапией? Сегодня этого не выяснить.
– Как вчера откатались? – спросил я, усевшись в «Вольво» Кингстона. Кинг вел, железно соблюдая разрешенную скорость и ровно держа руль, будто ученик в автошколе. Истовый приверженец всевозможных правил, он, впрочем, не ждет этого от других, а принимает окружающих такими, как они есть, – бунтарями и нарушителями.
– Неплохо. Твоя травма заставила всех подсобраться – знаешь, какие некоторые парни суеверные! Ты-то как?
Я не хотел прослыть суеверным, но у меня действительно шла черная полоса: сперва уплыла должность капитана команды, теперь вот травма после первого же товарищеского матча.
– Ну, сам понимаешь, от радости не прыгаю. Но начало сезона не пропущу.
– Понятно, но преждевременно. Ты же не хочешь сделать себе хуже, – Кинг включил поворотник за целый квартал.
– Болит, конечно, адски. Никогда со мной подобного не случалось. Вот зачем меня было ставить в защиту? Играй я в нападении, был бы цел, – я стянул кепку и пригладил волосы. – Не могу я себе позволить неудачный сезон! У меня контракт всего на два года, если этот сезон накроется, меня обменяют или вообще сошлют в фарм-клуб…
– Ты слишком хороший хоккеист, чтобы отправлять тебя в низшую лигу, – возразил Кингстон.
– Хороший, когда я на льду. Греть скамью за пять лимонов в год – плохой способ возобновить контракт. Мне нужно играть еще минимум несколько лет, чтобы поднабить финансовую подушку, особенно если Нолан продолжит жить так, будто завтра конец света!
Кингстон знал о болячках Нолана.
– Что, он плохо о себе заботится?
– Не так, как должен, – шумно выдохнул я. – Перспектива у меня непонятная, понимаешь?
– Понимаю, но ты пропустишь лишь первые несколько недель, у тебя будет масса времени доказать свою ценность для команды.
– Надеюсь…
Мы въехали на парковку, и разговор на личные темы закончился. Общие собрания – это тягомотина для сплочения команды и поднятия боевого духа. Генеральный менеджер сборной Джейк Мастерсон, который, несмотря на сравнительную молодость, пользуется заслуженным уважением, и тренер Уотерс примутся накачивать нас ура-энтузиазмом, для которого у меня нет настроения.
Уотерс грозился закатить для нас вечеринку перед официальным началом сезона. Я не жалую вечеринок, не люблю толпу и скрепя сердце общаюсь за бортом катка, но не явиться не могу, иначе вообще не вольюсь в новую команду.
После собрания состоялась тренировка, в которой я участия не принимал: меня отправили к спортивному физиотерапевту. Скажу сразу, Стиви куда лучше выглядит и пахнет, чем этот мужик. Он, конечно, профессионал и знает, как лечить, но больше о нем ничего хорошего добавить не могу.
Он первым делом оценил амплитуду движения ноги, потом мял и ощупывал меня минут сорок и наконец вынес вердикт: интенсивная реабилитация, начинаем завтра.
Я поковылял в раздевалку, где вся команда переодевалась на тренировку. Меня подмывало вызвать «Убер» и убраться домой – в паху от непрошеного внимания все горело огнем, но я понимал, что должен остаться. Если я не могу играть, надо смотреть, как играют другие, проникаться, следить, как сыгрывается команда. Я сидел на скамье и глядел, как разминаются ребята. На меня наваливалась депрессия.
Неожиданно рядом оказался Уотерс в своем строгом деловом костюме, из которого он не вылезает. Уотерс у нас из неравнодушных. Такой весь страшно дружелюбный и доброжелательный… От этого настроение стало еще поганее.