Услуги историка. Из подслушанного и подсмотренного

Полный молчок. Никаких эмоций. Вопросительного толка…

— Хорошо. Тогда у меня есть вопрос, — пошёл в атаку шеф правительства. — Что город получил в результате вашей работы?

Видно, что докладчик готов к такому вопросу. Рапортует бодро, как в армии, назубок:

— Юрьмихалч, в результате этой работы город п о к а ничего не получил!

— Ладно, спрошу по-другому, — как ножом к горлу пристал настырный премьер. — Что город п о л у ч и т в результате этой вашей работы?

Похоже, и к такому повороту докладчик готовился:

— В результате этой… э… работы, Юрьмихалч, да? — тянет время бедный Кочков. Больно на него смотреть…

— Да-да, — не отстаёт хозяин, формулируя свою ударную мысль в таком тексте: — Какой, скажите, экономический эффект будет нанесён городу?

Нервный смех в зале: он ведь так и сказал — «какой э ф — ф е к т будет н а н е с ё н»?

— Ну, Юрьмихалч… Мы получим… э-э… прибыль порядка 25–30 процентов… — бурчит себе под нос несчастный Кочков, явно пытаясь замотать вопрос в словесно-цифровой невнятице. Но Лужкова не проведёшь. Допытывается:

— Что мы получим?

— Ну как что, Юрьмихалч… То, о чём мы… вы… сейчас вот пытаемся…

— Ответ нужен, господин Кочков! Ответ, а не слова! Вы вообще представляете разницу между ответом и произнесёнными с трибуны словами? Итак: что мы получим и что получили уже?

— Юрьмихалч… — постепенно смелея, — в связи с ранее принятым, Юрьмихалч, неправильным (выговорил и испуганно смотрит реакцию шефа), Юрьмихалч, постановлением… все наши акционерные общества уже мертвы, кроме одного, которое ещё живёт и ищет поиски (так и сказал: «ищет поиски»)…

— Нет, всё же скажите — каков наш интерес, интерес города? — не унимается хозяин.

— Ну, я думаю… — Кочков думает… Надумал: — Процентов тридцать наверняка!

— Реально — ноль, — кричит с места Ресин, первый зам Лужкова.

— Ясно всё с вами, присаживайтесь, — подводит итог шеф и завершает, как всегда, монологом. — Что же мы имеем? А ни-чего! И всё это настолько скучно, что мой сосед Шахновский вообще плюнул на этот вопрос и читает себе что-то более интересное, видимо, спортивное… А я один отдуваюсь тут за всех членов правительства, которые, приехав из Соединённых Штатов Америки, видимо, успокоились, убедившись, наверное, что у нас всё лучше, чем там… ПУСТЫШЕЧКУ ТЯНЕМ, господа члены правительства! — Лужков перевёл дух и… вспомнил о чём-то ещё: — А в это самое время «Российская газета» сообщает, что, оказывается, Лужков строит дачу для себя. Где же? В какой-то деревне Подушкино, о существовании которой я вообще впервые узнал из этой прекрасной газеты, спасибо ей за эту новость… Ну, я, правда, подаю на газету в суд, — собрал бумаги и почти уже покинул зал, но вдруг повернулся к министрам: — Так кто из вас строит дачу в Подушкино, которую приписывают мне?..

Молчат министры, вспоминают, видимо… А мэр, оказывается, ещё не сказал главного:

— Кстати, о Департаменте господина Кочкова. Такой департамент нам не нужен. Превратим его в хозрасчётную структуру, и если выживет в такой ситуации, пусть работает. Если не сможет — пусть умирает!

А что, в самом деле? Пусть умирает. Жалко, что ли.

Страсти по котлете

Как-то встал на повестке дня в правительстве горячий вопрос — как накормить школьников? Чем? На какую примерно среднюю сумму в день? Глава социального Департамента Сырников доложил, что в предлагаемой на утверждение правительства смете запланировано на одного ребёнка в школе сумма из расчета стоимости одного обеда в день, равная _{1200 рублей…}

Тут прямо подпрыгнул в кресле Малышков, министр торговли:

— Да вы что это — 1200 на обед?!.. Мы тут всем своим департаментом считали и вышло: о д н а КОТЛЕТА стоит сегодня в Москве больше, чем весь ваш обед, — 1300 рублей! Мы ж на ваши деньги не только не накормим ребёнка, но и даже компотом его не напоим!

Видимо, для подкрепления аргументов в пользу школьной котлеты слово предоставляется руководителю Департамента образования Любови Селявиной. Женщина сходу выкладывает главный аргумент:

— Ю-урий Михалыч! Когда приходишь в школу и видишь, Ю-у-у-урий Михалыч, как одни дети едят «сниккерсы», а другие подъедают яблоки, которые брошены первыми, то…

— Не по-о-онял! — грозно прерывает тираду Лужков. — Вы бросьте здесь давить на нас такой жалостливой нотой!

Члены правительства, с места: «Странно!»… «Позорище!»… А префект Ищук даже встал почему-то:

— Просто обывательское выступление какое-то, Юрьмихалч! Обидно даже!..

А женщину, плачущую на трибуне, уже не остановить:

— Может, моё выступление и обывательское, но это — жизнь!

— Значит, так, — обрывает рыдания чиновницы мэр. — Вы, вместо того, чтобы огрызки собирать по школам, систему бы предложили, как выходить из создавшегося положения. А вы начинаете тут долбать нас таким конъюнктурно-жалостливым моментом, связанным с тем, что кто-то там подбирает огрызки от брошенных яблок! Отвратительно!

Куда уж отвратительней, если дети огрызки чужие доедают… А женщина-то, оказывается, ещё на трибуне. И — к мэру:

— Ю-у-урий Михайлович! Спасибо вам ба-а-альшое! Именно это я и хотела от вас услышать!