Услуги по-соседски

Кровать прогибается под весом Амурского, когда он ложиться в постель. Встряхивает подушку, закидывает руку за голову, расслабленно вытягиваясь. Игриво толкнув меня ногой под одеялом, совершенно невинно воркочет:

— Только руки? Знаешь, они мне в целом не обязательны для…

— Спокойной ночи, Сева! — резко обрываю его, после чего выключаю лампу, падаю на подушку и поворачиваюсь спиной.

Несколько минут стоит гробовая тишина, меня потихоньку клонит в сон, как вдруг Амурский шепчет:

— Горошек, спишь?

— С тобой уснёшь, — сонно бормочу.

Он молчит, и я уже думаю, что ничего не скажет, как неуверенно произносит:

— Можно тебя спросить?

— Рискни.

— Кто такой Никита? О нем упомянула та женщина…

— Это мой первый парень.

— Он тебе тоже изменил?

Слово «тоже» звучит отвратительно, согласитесь? Однако по-другому не скажешь. Видимо, я не умею выбирать мужчин.

— Да, — коротко отвечаю, не вдаваясь в подробности.

— У тебя плохой вкус на мужчин. С другой стороны был бы хороший, я бы тут не лежал, — вслух размышляет.

— Считаешь себя плохишом?

— Нет, считаю, что если бы ты нашла себе хорошего мужчину, он бы давно на тебе женился. Тогда бы у меня не было совсем никаких шансов завалить тебя в постель, — в голосе Севы слышится улыбка, отчего я сама улыбаюсь.

И ведь не поспоришь же. В одной кровати лежим.

Одновременно мы прыскаем, матрас дрожит от нашего смеха. Успокоившись, я со смешком бросаю:

— Технически я сама легла.

— Да, — подозрительно легко соглашается. — Но у нас еще есть завтра. А теперь спи, пампушка, нам рано вставать.

— Спокойной ночи.

— Сладких снов…

* * *

Утром, когда Сева ещё видит десятый сон, я уже на цыпочках пробираюсь к выходу из комнаты. У нас с мамой один визажист, и она ждёт меня в своем номере.

Нелёгкое это дело — быть женщиной. То ли мужик — в костюм запрыгнул, волосы пальцами пригладил и готов!

Мне же приходится сидеть два часа кряду, чтобы навести марафет. Клянусь, моя задница принимает форму стула. Мама все это время жужжит над ухом, точно муха.

— Хороший мальчик этот Сева, — говорит она, пожалуй, в сотый раз за утро.

Стоит ли ей сказать, что мальчиком он перестал быть лет эдак в пятнадцать?

Пожалуй, промолчу.

— Он мне кажется смутным знакомым, — хмурится она.

— Он мой одноклассник, мам. Сева Амурский, — неохотно признаюсь.

Визажист едва не роняет плойку из рук, в такой шок ее повергают мои слова.

— Сева? Амурский? — громко ахает девушка. — Тот самый?

— Какой «тот самый»? — загораются глаза мамы любопытством.

— Хоккеист. Из команды «Молния». В прошлом году к нам из самой Канады приехал. У меня муж ярый болельщик «Молнии», все уши мне прожужжал про этого Амурского.

— Ася, ты говорила, что твой жених с тобой вместе работает.

А ещё я просила ее не называть моего парня — женихом.

Черт, я надеялась, что она не запомнила делали!

— Не хотела рассказывать, — отмахиваюсь. — Знаешь, чтоб не сглазить, — решаю схитрить.

Этот способ срабатывает. По ее мнению, счастье — любит тишину.

Ага. Именно, поэтому они с Альбиной устраивают торжество века с салютами и шоколадным фонтаном.

— Сева Амурский, — задумчиво протягивает, — я помню его маму. Хорошая женщина. Нужно пересечься с ней за чашечкой кофе. В конце концов, скоро породнимся. Да и внуков нянчить будем вместе.

Эту женщину не остановить. Она прет, как танк.

Какие дети? Амурский недавно с голым задом сбежал из своей квартиры! Он еще сам ребенок.

— Мам, не гони коней, — решаю остудить ее пыл. — Мы с Севой не спешим. У него только сезон начался, а у меня крупные проекты…

— Ася, ну опять ты за своё! — недовольно восклицает. — Женщина должна домом заниматься, а не ерундой страдать. Ну подумаешь, сезон начался. И что теперь? Тебе уже пора о ребенке думать, не восемнадцать лет.

Да что не так с моим возвратом, черт побери?

Мои губы сжимаются в тонкую линию, а руки в кулаки. Я сдерживаю себя из последних сил, чтобы не затеять очередную ссору.

Боже правый, неужели у неё больше нет никаких важных дел? Почему она не выносит мозги Альбине?

— Мам, мы сами решим, — цежу сквозь зубы.

Она цокает, бросая:

— Какая ты непутёвая, Ася!

Ну разумеется.

Когда мама уходит к своей любимой «путевой» дочери, мастер как раз заканчивает с прической.

Расплатившись, надеваю платье, что прихватила с собой, и кручусь у зеркала, рассматривая себя со всех сторон.

Мои волосы заплетены в высокий пучок, две пряди свисают по бокам от лица, тонкие стрелки подчеркивают голубые глаза, а красные губы добавляют изюминки и сексуальности. Чёрное приталенное платье в пол с кокетливым вырезом на ноге и туфли-лодочки на высокой шпильке, делают меня стройнее и выше.

Довольно улыбаясь, выхожу из номера и иду в наш с Севой. Зайдя, прохожу и хмурюсь, когда замечаю пустую постель.

Дверь позади меня хлопает. Повернувшись, вижу Севу, который, вытирая голову полотенцем, выходит из ванной.

Он поднимает голову и застывает, точно вкопанный.

Его глаза размером по пять копеек сканируют меня, задерживаясь в области груди, разрезе на ноге и губах дольше, чем позволяют всякие там приличия.

Впрочем, это Амурский! О каких приличиях идёт речь?