Услышь голос сердца

На следующее утро Эллиот стоически выдержал сеанс позирования для портрета, в течение которого они почти не разговаривали, испытывая смущение, неизбежно возникающее между людьми, которые чувствуют, что их отношения неожиданно и необратимо изменились.

Ни один из них не говорил ни слова о том, что произошло вчера, хотя Эванджелина была уверена, что это не прошло бесследно для них обоих. Судя по всему, Эллиот был погружен в какие-то свои мысли, и она подумала, уж не беспокоит ли его что-нибудь более серьезное, чем сорванный украдкой страстный поцелуй.

По установившейся традиции Эванджелина после обеда одна проводила его до дверей. Быстро оглядевшись вокруг, Эллиот наклонился и поцеловал ее в лоб, потом распахнул дверь и направился к ожидавшему его коню. Глядя ему вслед, Эванджелина вдруг осознала, что его короткий прощальный поцелуй был единственным проявлением близости между ними за целый день.

Тем не менее этот непродолжительный визит Эллиота в Чатем-Лодж был чреват важными последствиями. Они очень сблизились друг с другом, причем многие сочли бы, что она допустила неподобающую степень физической близости. Однако Эванджелина ничуть не жалела о том, что ответила на заигрывания Эллиота. По правде говоря, страстное желание, которое она испытала в его объятиях, лишь укрепило ее решимость заполучить его, хотя бы на короткое время. Хотя вся ее жизнь была посвящена работе и заботам о семье, Эванджелина решила украсть несколько мгновений счастья для себя. А Эллиот, как она поняла, делал ее счастливой.

Однако он дал пищу и для других тревожных размышлений. Она все еще пребывала в замешательстве в связи с увольнением Эллиотом ее служанки. Однако после того, как он рассказал о своей дочери, ей стала понятна его моментальная гневная реакция. Несомненно, Эллиот пытался защитить Фредерику, как защитил бы свою дочь. Это, как ни странно, ее успокоило.

Тем не менее для того, чтобы уволить чужую служанку, требовалась изрядная доля дерзости. Эллиот, несомненно, был вспыльчив и весьма самоуверен. Она, откровенно говоря, ни то ни другое не считала скверными чертами характера. Но нельзя было не заметить, что он, очевидно, привык поступать так, как считает нужным. Примером может служить то, как он самовластно распорядился судьбой матери Зои.

Когда пришло время ложиться спать, Эванджелину снова одолели тревожные мысли. Что, если Эллиот решил, будто вольности в их отношениях, которые она ему позволила, дают ему право на такие же вольности в том, что касается управления ее хозяйством? И если это так, то насколько широкими он считает свои права? Его вчерашний поцелуй был таким нежным, таким сладким и предвещал так много… Боже милосердный! Уж не собирается ли он жениться на ней? Что за абсурдное предположение!

Эллиот обещал вернуться через три дня. Когда на Эссекс спустились сумерки и обитатели Чатем-Лоджа постепенно угомонились, Эванджелина поняла, что настало время определиться в своих намерениях по отношению к Эллиоту Робертсу. Мало того, ей предстояло собраться с духом и предложить ему — нет, не брак, а отношения несколько менее долговременные.

Она рано легла, пытаясь уснуть; и сердце ее было переполнено радостью, а разум — сомнениями.

На темных улицах лондонского Ист-Энда было многолюдно: одним не улыбалась перспектива провести спокойный вечер дома, у других вообще не было крыши над головой. День выдался необычайно жаркий и влажный, и вечером было очень душно. Грязные узкие улицы Уайтчепела [6]заполнили шумные толпы принадлежащих к низшим слоям общества лондонцев, закончивших трудовой день в доках и на мелких фабриках, чтобы слоняться из одной пивной в другую или торчать на углах, глазея на прохожих.

Среди этого пьяного разгула никто не заметил лорда Крэнема, умышленно надевшего потрепанный плащ и широкополую шляпу устаревшего фасона, который крадучись вышел из наемного экипажа. Остановившись под лампой, висевшей перед входом в какой-то дом, он достал из кармана плаща и вновь перечитал грубо нацарапанную записку. Он уже читал ее много раз, и одно слово — Рэннок — не давало ему покоя, обжигая глаза словно пламя.

Но на этот раз, после десяти лет ожидания, Крэнем был очень близок к тому, чтобы наконец отомстить. Он был уверен в этом. Он небрежно засунул записку назад, а потом, не вынимая из кармана руки, на ощупь пересчитал лежащие там монеты.

Убедившись, что сумма правильная, барон влился в толпу и торопливо дошел до поворота в переулок Пиг-Пат. Оглядевшись по сторонам, Крэнем ступил с булыжной мостовой на грязную дорожку, тянувшуюся вдоль темного переулка, в который выходили черные выходы из лавчонок и пивных, расположенных вдоль улицы.