Услышь нас, Боже

Но вчера вечером я увидел и нечто новое: я уже лег, но жена подозвала меня к раскрытому окну поглядеть, как стая рыбок взрябила гладь воды, высоко стоящей под окном, под домом. Тут мы увидели, что это не рыбешки, что темная вода вся покрыта расходящимися яркими фосфорически светящимися кругами. И, только ощутив на голом плече теплый, тихий дождь, жена догадалась, что на воде – дождевые капли. Они расплывались правильными световыми кругами: сперва кружочек блестит, как монета, затем расширяется кольцом, все заметнее бледнеющим, – и так дождь падает на фосфорическую воду, и каждая капля расходится зыбью, преображаясь в свет. А дождь, как впервые услышал я от жены, – это морская вода, поднятая ввысь жаром солнца, обращенная в тучи и опять спадающая в фиорд. В самом же фиорде текучие морские воды идут на убыль, удаляются и, отдалясь, подобно сущности, именуемой Тао, возвращаются – как возвратились в Эридан и мы.

Где-то на непроглядном западе вырвалось из туч закатное солнце, озарило воду вспышкой света, обратило дождь во внезапный жемчужный ливень, пало на горы – и там туман, подымаясь почти вертикально из черных пропастей, восходит к небу чистым белым огнем.

Ракетами взмыли над бухтой три радуги – по одной на каждого из нас, включая кота. Угасли радуги, и на востоке, в расходящийся разрыв туч, глянуло чистое, омытое дождем небо. Арктур. Спика. Процион в вышине, а над нефтезаводом виден Регул в созвездии Льва. Но Орион, должно быть, спустился за горизонт раньше солнца, и, значит, хоть мы и сами Эридан, но Эридана в небе не увидим. А на мысу маяк уже принялся слать в сумерки свои спасительные сигналы.

А где же родник? Вот и он. Как и прежде, течет среди стеблей ариземы вниз к «Тайничку». Стекая, вода становится свободней от примесей, но все равно отдает грибами, почвой, прелым листом, хвоей, илом и снегом на всем пути в залив, в Тихий океан. В гуще леса, под темными сырыми сводами, где мертвые сучья гнутся под тяжестью мха, где растут ядовитая квамассия и бледная поганка, ручей течет трагически-угрюмо, холодно, неверно блуждая. И не такая уж сплошная радость ему ощупью пробиваться под землей. Но здесь, родниковой весной, на последнем участке пути к морю, он снова становится весел и счастлив, как у своего истока.

Высоко над головой сосны качаются в небе; домой на отдых, ангелокрылые, летят с запада чайки. И я вспомнил, как в сумерки каждый вечер ходил по этой тропе к роднику за водой… У жены за спиной, в фиорде, показался олень, плывущий к маяку.

Смеясь, мы наклонились к ручью и стали пить.