Услышать тебя

— Что это такое? — прошептала она.

— А что, нельзя? — невинно улыбнулся Сергей и, повернувшись к жене, прибавил:

— Видишь, в библиотеке, оказывается, и целоваться запрещается…

И все же в театр Сергею пришлось идти одному. Как теперь часто бывало, в самый последний момент они из-за какой-то чепухи поругались, и Лиля ушла из дому. Если раньше она всегда уходила к матери Сергея, то теперь нашла других утешителей: Валю Молчанову, Рику Семеновну. О каждой их ссоре знала вся редакций. Это бесило Сергея, но поделать он ничего не мог. Не заткнешь же рот сослуживцам! А с Лилей на эту тему толковать бесполезно, она, как говорится, закусила удила… У Сергея иногда возникало чувство, что она нарочно устраивает скандал, чтобы уйти из дома.

В театр он пришел в плохом настроении. Выпил в буфете, бутылку пива и забежал на минутку за кулисы к приятелю. Николай уже загримировался и стоял с другими актерами в длинном коридоре.

— Я уж думал, не придешь, — обрадовался он, увидев Сергея. — А где Лиля?

— Я один.

Суматошный помощник режиссера пригласил актеров, занятых в первой картине, на сцену. Мужчины и женщины с загримированными лицами и в париках, отчетливо заметных вблизи, потянулись к выходу.

— Все потом честно выложишь, — сказал Николай и как-то криво улыбнулся. На лбу у него, там, где был приклеен парик, выступили мелкие капельки пота.

Пьеса была слабой, и, как ни старались актеры убедительно подавать друг другу реплики, они звучали фальшиво. Публика довольно вяло реагировала на дешевые и пошловатые остроты, которые то и дело сыпались со сцены. Николай сыграл свою роль неплохо: уверенно двигался по сцене, ослепительно улыбался, — надо сказать, улыбка у него была обаятельная, — но как только раскрывал рот, Сергей морщился. Не потому, что у Николая была плохая дикция, наоборот, голос у него был хорошо поставлен, просто текст на его долю выпал на редкость примитивный. И Сергей подумал, что, наверное, обидно умному артисту играть в плохих спектаклях. В жизни Бутрехин никогда бы не молол такую чушь, а со сцепы так и сыплет дурацкими репликами.

Когда опустился бархатный темно-вишневый занавес, поговорить с Николаем не удалось, потому что по вековой традиции после премьеры в репетиционной комнате состоялся товарищеский ужни, который оплачивал автор пьесы. Во время спектакля он сидел в директорской ложе и орлом поглядывал в зал. Рядом с ним жена, маленькая дочь, директор и завлит. Раньше, когда у автора — Сергей никак фамилию его не мог запомнить: то ли Мур, то ли Бур — еще не была принята к постановке пьеса, он приходил в редакцию и рассказывал анекдоты. Маленький, толстенький, рыжеволосый, с голубыми глазами, он к каждой фразе прибавлял: «В порядке вещей». И главный герой его пьесы, управляющий трестом, тоже говорил: «В порядке вещей». Правда, не так часто, как автор.

Сегодня Бур или Мур сидел в директорской ложе нарядный и важный. Он, конечно, узнал Сергея, но сделал вид, что не заметил. Когда в зале раздавался смех, автор победоносно оглядывался на директора и главного режиссера, который тоже пришел в ложу к концу спектакля.

Во время антракта Сергей и автор столкнулись у буфетной стойки носом к носу. В данной ситуации больше не узнавать друг друга было просто невозможно. Они поздоровались, и Бур-Мур вежливо спросил, правится ли его пьеса. Задать такой вопрос Сергею было с его стороны непростительной ошибкой: тот прямо-таки кипел от возмущения. Каким образом подобная халтура могла появиться на сцене театра? Только потому, что на злободневную тему? Ставили же здесь и хорошие пьесы…

— Вы это называете пьесой? — воскликнул Сергей. — Побойтесь бога! Я не могу понять, как наш театр мог поставить это! Сюжет вашего… простите, у меня язык не поворачивается назвать это пьесой… произведения банален. Зритель с самого первого акта знает, что рутинер-самодур управляющий трестом будет снят, а вместо него назначен инженер, главный герой этой… пародии на пьесу. Он весь так и светится. У него ни одного недостатка и тысяча достоинств! Как же его не назначить руководителем? А остальные действующие лица — это безликие пешки, которых вы переставляете с клетки на клетку, чтобы они подыгрывали вашим главным персонажам… Ни одного выпуклого, живого образа! Ни одной умной мысли! Юмор на уровне «сам дурак»! Диалог беспомощный, будто не живые люди говорят, а заведенные куклы… — Сергей взглянул на растерявшегося автора. — Дальше продолжать или хватит?

— Вы… вы слишком строги, — промямлил драматург.

— Наоборот, — улыбнулся Сергей. — Я был слишком мягок и многословен: ваше произведение можно охарактеризовать всего одним сочным словом… Вы меня поняли?

Всего, что угодно, ожидал местный драматург от Сергея, но только не этого. Вся его важность мигом слетела. Он заморгал редкими ресницами и раскрыл, рот, не сказать ничего не смог, только как-то глубоко, с писком вздохнул..

— Крошка, — наконец сказал он, беспомощно оглянувшись на жену. — Я сейчас… заплачу за лимонад.

Но Сергей еще не все сказал.