Услышать тебя

От большой липы веяло сладковатым острым ароматом. Липа буйно цвела. Рядом на лиственнице юркие клесты уже шелушили созревшие шишки, а огромная липа еще не отцвела. Гудели пчелы, перелетая с цветка на цветок, бесшумно махали крыльями белые и красные бабочки, ныряя в густую листву. Липовый цвет падал в каменную чашу фонтана и вместе с листьями и трухой скапливался по окраинам. Тенькали синицы, цвикали клесты, а на садовых тропинках копошились воробьи и голуби.

Миша, как-то весь напрягшись, взял Наташину руку и деревянным голосом произнес:

— Я тебе никогда этого не говорил, но ты и так знаешь: я тебя люблю. Люблю с тех самых пор, когда… — Он запнулся и замолчал. Наташа могла бы ему помочь, но не захотела. Наверное, он собирался сказать: когда он в восьмом классе написал ей эту глупую записку, а она ему ответила такой же глупой запиской, — но ведь с тех пор прошло три года и они оба стали взрослыми, поэтому стоит ли вспоминать о детских глупостях? Впрочем, для нее теперь все это кажется глупостью, а для Миши Тарасова наоборот…

— Я хотел тебя спросить: будешь ли ты меня ждать, пока я закончу университет?

— Я бы на твоем месте сначала спросила бы: любишь ли ты меня? Ведь можно ждать лишь того, кого любишь.

— Я тебя люблю, — сказал он.

— А я тебя нет, — ответила она. — Когда-то ты мне нравился, но я тебя никогда не любила.

Он помолчал, царапая носком посыпанную красным гравием дорожку. От этого негромкого наждачного скрипа девушку передернуло, однако Миша, ничего не заметив, продолжал царапать кожаной подошвой красную дорожку. Наташа сбоку взглянула на него: на щеке алело пятно, нос уныло смотрел вниз, подбородок выдвинулся вперед. И снова ей подумалось, что Миша в профиль напоминает белый поджаренный сухарь… От этой мысли ей стало смешно. Она попыталась думать о чем-либо другом, но, как это часто бывает, разыгравшееся воображение еще усерднее стало сравнивать Мишу с обиженным сухарем. Наташа закусила губу, чтобы не рассмеяться, и… громко прыснула.

Миша ошеломленно уставился на нее. Глаза у него стали круглыми и часто-часто моргали.

— Тебе смешно? — спросил он.

— Ага, — кивнула Наташа. — Ты… ты в профиль похож на белый поджаренный сухарь. Он стремительно поднялся со скамейки и почти бегом побежал прочь, но у фонтана остановился и отрывисто бросил:

— Дура!

Наташа даже не обиделась, потому что это были первые слова за сегодняшний день, которые Миша произнес человеческим голосом. И сейчас он уже не был похож на сухарь — обыкновенный рассерженный мальчишка. Руки он засунул в карманы светлых брюк, и в них обозначились его сжатые кулаки.

Наташа поднялась со скамейки и подошла к нему. Он нагнул голову, стараясь не смотреть ей в глаза. Губы его были крепко сжаты.

— Не сердись, Миша, — мягко сказала Наташа. — Ты был мне всегда хорошим другом, и я не хочу, чтобы ты уехал вот с таким настроением… Ну, хочешь, я тебя поцелую?

Он презрительно дернул плечом: — Поцелуй милосердия?

— Ну, что мне сделать, чтобы ты не сердился?

— У тебя кто-то есть? — не глядя на нее, спросил Миша.

— У меня нет никого, но это ничего не меняет.

— Я буду тебе писать.

— Пиши, — сказала Наташа.

Миша повернулся и зашагал по красной дорожке. У клена остановился и бросил через плечо:

— Прощай.

— До свиданья, — сказала Наташа, не двигаясь с места.

Он ушел, так ни разу и не оглянувшись. И походка и фигура были, у него деревянными. Подошвы чиркали по гравию. Плечи сутулились, а на затылке топорщилась светлая прядь. Наташа вдруг подумала, что видит его в последний раз, и эта мысль совсем не огорчила ее. Рано или поздно детские отношения мальчишек и девчонок обрываются. Вот так, как сегодня, или как-нибудь иначе. Грустно, но что поделаешь? Возможно, потом, когда пройдут годы, она и пожалеет, что была по-девчоночьи жестока с человеком, который говорил, что ее любит, а может быть, и не вспомнит?..

На красную тропинку откуда-то из-за кустов приземлилась трясогузка. Повертела длинным хвостом, поклонилась несколько раз на все четыре стороны света и грациозно зашагала вдоль газона. Каждый ее шаг сопровождался изящным движением точеной головки. На ходу пестрая птичка что-то схватывала с земли и важно шествовала дальше. Где-то совсем близко шумели машины, хлопали двери автобусов, а здесь, в сквере, гудели над липой пчелы, летали бабочки, пели птицы. С тихим равномерным шумом падала в чашу фонтана прозрачная струя воды.

Наташа приподнялась на цыпочки и сорвала у цветущей липы лист. Глянцевый лист прилипал к пальцам. Почему-то его запах напомнил больничный парк, унылые фигуры людей в серых халатах, бледного со вспыхнувшими светлыми глазами Сергея, когда он стал было говорить о каких-то больших переменах в своей жизни… Но пришла Лиля, и глаза его погасли, стали несчастными…