Услышать тебя...

 укорачивает жизнь. Вдвоем приезжали в редакцию на мотоцикле, потом обедали в ресторане, вечером отправ­лялись в кино или театр. И так продолжалось самое

 большее с неделю, потом у кого-то срывалось первое бранное слово, второй не оставался в долгу. А когда наконец вспоминали, что решили больше не портить друг другу кровь, уже было поздно. Лиля кричала, что она сегодня же даст телеграмму родителям и уедет вместе ,с Юркой в Андижан. Не может больше она жить с таким ужасным человеком. Сергей говорил: скатертью дорога, а Юрку он не отдаст на воспитание уголовнику... «Не смей так называть моего отца!» — со слезами кричала Лиля.

Скандалы изматывали обоих. Сергей совершенно за­бросил свою повесть, Лиля все чаще стала ходить ноче­вать к родителям Сергея, где большую часть своего вре­мени проводил Юрка. Злой, оскорбленный Сергей угрюмо шагал из угла в угол. Пробовал, сесть за письменный стол, но ничего в голову не приходило. Одевшись, он выходил на улицу и шел к Бутрехину. Не застав его дома, иногда заворачивал в ресторан и, презирая себя,— он никогда раньше один не пил, — заказывал стакан водки и в одиночестве выпивал. Лиля не приходила и на следующую ночь, и еще, а Сергей, тоскуя и не находя себе места, не мог сломить свою гордость и отправиться к родителям за ней.

Правда, больше трех дней и у Лили не хватало тер­пения жить у родителей. Она возвращалась и сразу за­тевала уборку, стирку, чем в обычное время не любила себя утруждать. Сергей бегал в магазин. Ночью они снова клялись, что вот уж теперь все. Конец. Они ведь взрослые умные люди и больше ни за что не будут пор­тить жизнь друг другу. Каждый вечер брали у родителей сына, а утром Сергей отвозил его снова к матери.

Проходило несколько спокойных счастливых дней. Сергей до поздней ночи засиживался над повестью. Он всегда просил, чтобы Лиля без него не засыпала, нахо­дил ей интересную книгу, включал торшер, но Лиля чи­тать не любила и, поворочавшись в постели, спрашивала, собирается ли он ложиться. Сергей говорил, что остался последний абзац, и снова забывал про все на свете. Лиля отворачивалась к стенке, накрывала голову по­душкой— свет настольной лампы раздражал ее —и за­сыпала, сердясь на мужа.

А потом все начиналось сызнова. Так и жили, как по барометру, ясно, переменная погода, буря. Такая жизнь надоела сбоим, но они уже ничего не могли поде­лать, да, наверное, это уже и не зависело от них...

Лиля всегда поражалась проницательности мужа: на кого бы она ни бросила взгляд, он всегда его перехва­тывал и начинал хмуриться. И тогда, вернувшись из командировки, где он купил Лиле чудесную белую коф­ту, Сергей вдруг спросил, не встречалась ли она с Оле­ниным. В первое мгновение она решила, что он знает про их загородную поездку. И если бы Сергей в тот миг посмотрел ей в глаза, он бы прочел правду, но муж про­являл фотопленку и смотрел на часы, а не на жену.

Лиля рассмеялась и сказала, что Оленин совсем ей не понравился. Во-первых, глуп, а во-вторых, у него дурно пахнет изо рта. И чтобы настырный муж не спросил, откуда она это знает и уж не целовалась ли с ним, прибавила, что это она почувствовала на кухне, когда они посуду мыли.

— Если я когда-нибудь узнаю, что ты мне измени­ла,— сказал Сергей, — я, наверное, убью тебя или уж по крайней мере сразу разведусь. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы делить с другими.

Вспомнив слова Рики Семеновны о доярке и телят­нице, Лиля перешла от обороны к наступлению. Спро­сила, как он себя ведет в командировках. Сказала, что все мужчины в командировках с удовольствием изменяют своим женам, она это точно знает.

— Наверное, я исключение, — улыбнулся Сергей.

А когда вскоре после этого разговора Лиля получила небольшую бандероль из Львова и принесла домой ко­робку с духами, Сергей сразу обратил на них внимание, хотя обычно Лилии а косметика его не интересовала. Пришлось объяснять ему, что эти духи она сама себе купила в магазине. И, по вырабатывающейся у нее но­вой привычке сразу переходить в наступление, упрекнула мужа, что он редко дарит ей духи. Со следующей же зарплаты Сергей преподнес ей набор «Красная Москва».