Услышать тебя...

Странно, но, узнав, что Лена уехала в командировку, он даже испытал облегчение. Нет, он не собирался с че­моданчиком в руках прийти к Лене и заявить, что вот он теперь свободен. Если бы Лена сказала, что готова свя­зать с ним свою судьбу, Сергей давно бы разошелся с Лилей и женился на ней, но Лена никогда этого не хоте­ла. И она никогда не говорила, что любит его. «Ка­жется» или «как будто люблю» — это говорила. Да и вообще, что это такое — любовь? Почему каждая встреча с Леной для Сергея — ра­дость? Всякий раз, нажимая кнопку звонка её двери, он испытывает волнение. Всплеск радости в её глазах, улыб­ка — все это наполняет его счастьем, звучит в душе пре­красной музыкой. Ему нравится всё в ней: изгиб бровей, поворот шеи, гамма поминутно меняющихся оттенков в её глазах. Нравится смотреть, как она поправляет волосы, вскидывая вверх тонкие руки, даже как курит, задумчиво выпуская дым из ноздрей.

Неужели все это лишь оттого, что они редко встре­чаются? А если станут жить, как муж и жена, всё кон­чится? Ведь и Лена говорила, что очень этого боится.

Что же нужно сделать, чтобы любовь никогда не кон­чалась?

Вспомнилась одна из последних встреч с Леной. Это было в больнице. Она стремительно вошла в палату. Белый халат, перетянутый поясом, ничуть не портил её стройную фигуру. И хотя Сергею ещё не разрешали вста­вать, он поднялся и вышел с ней в длинный, пахнущий лекарствами коридор. Они сели на широкий белый под­оконник и долго молча смотрели друг другу в глаза. Вот тогда и показалось Сергею, что в огромных блестящих глазах Лены наконец появилось то, чего он давно ждал.

— Я все расскажу жене, — сказал он. — Я много ду­мал и понял, что не могу так. Ты и она. Для себя я вы­брал давно: только ты!

— Для себя, — повторила она. — Тебе легче, ты вы­брал.

— А ты?

— Как ты похудел, — сказала она. — Тень прежнего Сергея.

— Были бы кости, мясо нарастёт, — усмехнулся он и посмотрел ей в глаза: блеск исчез, наверное, она повер­нула голову и теперь свет из окна иначе падал на её лицо. — Ты мне не ответила.

— Что ты хочешь от меня услышать? Я каждый день думаю о тебе. Когда я увидела тебя после операции, мне стало страшно. Почти так же, как в тот миг, когда мне сообщили о смерти мужа. Я подумала, что прино­шу самым близким людям несчастье! Это какой-то рок! Сначала он, потом ты.

— Я ведь жив, — заметил он.

— Мне стало жутко, когда я подумала, что потеряю тебя. Я сидела возле тебя — такая милая сестричка в очках разрешила мне — и молила всех святых, чтобы ничего с тобой не случилось. Если женщина так переживает, значит, любит, верно, Сергей? Любит, да?

Позже он понял, что Лена спрашивала себя. И все это говорила самой себе.

Это потом он понял, а тогда был счастлив, что нако­нец услышал от неё, что и она его любит. Будь он внимательнее и не столь самоуверен, он понял бы и другое: спрашивать-то она спрашивала, а вот ответить так и не ответила.

Асфальт был чёрным и ещё мягким. Совсем недавно прошли здесь дорожные машины и железные катки. На обочинах опрокинутые заграждения, кучи щебня, припо­рошенные красной пылью асфальтовые лепёшки. «Мо­сквич» разогнался не на шутку. Стрелка спидометра дро­жала на ста километрах. В железное днище с шумом сея­ла мелкая асфальтовая крошка. Ни полей, ни рощ, ни деревень не видно. К шоссе придвинулся настоящий лес. Высоченные сосны и ели, ярко-зелёные приземистые ку­сты можжевельника. Меж чёрных растрескавшихся пней желтели на длинных розовых ножках круглые головки одуванчиков, голубели в траве незабудки и колокольчики, маленькими солнцами разбрызгивались по краю придо­рожной канавы высокие тонконогие ромашки. На пусто­шах золотом вспыхивали кусты высокой пижмы, розовел в зелени трав нежный кипрей.

Раз начался лес, значит, скоро поворот на Большой Иван. Заметив впереди указатель, Сергей стал притор­маживать. Как всегда в таких случаях, на сиденье за­возился, заскулил Дружок. Хотя он и любил ездить, но стоило остановиться, как первым норовил выскочить из машины. Ошалело покрутившись на месте, опускал нос к самой земле и деловито устремлялся по какому-то только ему известному маршруту. Впрочем, стоило погудеть, как он тут же прибегал.

Сразу за поворотом начался булыжник. «Москвич» резво запрыгал по гладким блестящим камням. Величе­ственный просвечивающий бор расступался перед самым капотом. Сосны и ели стояли особняком и были щедро освещены солнцем. Не видно поваленных ветром деревь­ев, бурелома. Чистый сосновый бор, в котором должны водиться белые грибы.

Внезапно лес оборвался и «Москвич» выскочил на освещённую солнцем равнину. Сплошной заливной луг, разноцветье и редкие берёзы то тут, то там. И сразу же справа распахнулась до самого горизонта водная гладь. На пологих берегах мокро дымились выброшенные спу­танные водоросли, блестели камни-валуны. На плёсе чернела лодка. Рыбак сидел к ним спиной, и его соло­менная шляпа ярко светилась.