Дружок не побежал вслед за вагоном, даже не залаял. Все так же пристально смотрел в глаза Сергею, чуть заметно поворачивая голову вслед уходящему вагону. И Сергей знал — крикни он: «Дружок, ко мне!» — пес пружиной сорвется с места и одним прыжком вскочит в тамбур. Но Сергей не крикнул, и Дружок остался на перроне. Таким и запомнил его Сергей: грустная-грустная собачья морда и умный пристальный взгляд...
И вот теперь, на обратном пути, когда поезд остановился в Кунье, Сергей еще на ходу выскочил на перрон и стал озираться, хотя понимал, что смешно после недельного отсутствия надеяться снова увидеть на станции собаку. А увидеть Дружка ему очень хотелось.
Сергей Волков одним из первых пришел на автобусную остановку и теперь с интересом смотрел, как грузчики заталкивают в багажный вагон громоздкий продолговатый ящик с черными надписями. Косые лучи освещали зеленый вагон, грузчиков и ящик. У Сергея мелькнула мысль: не сфотографировать ли? Уж очень хорош был бы снимок. Прямо на первую газетную полосу под рубрикой «Для новостроек родины».
Он, возможно, и сделал бы снимок, но тут увидел идущую по перрону девушку с каштановыми волосами, в легком бежевом пальто. В одной руке сумочка, в другой — вместительный полиэтиленовый мешок с разноцветными надписями. Позади шел высокий молодой офицер с кожаным чемоданом. Девушка остановилась у памятника Ленину и, прищурив глаза, осмотрелась. Офицер, бросив взгляд на приближающийся к составу сменный локомотив, поставил на землю чемодан и повернулся к незнакомке.
— Все когда-нибудь кончается, — сказал он. — Вот вы и приехали, а мне еще двенадцать часов тащиться до Риги. Вы когда-нибудь были в Риге?
— Я слышала, очень красивый город, — ответила она мягким приятным голосом.
— Мне нравится Рига. Я там служу.
— А я люблю Москву, — сказала девушка. — Вчера только уехала и уже скучаю.
Лейтенант с сожалением взглянул на круглые вокзальные часы и вздохнул:
— Через две минуты отправляется...
Он достал из кармана записную книжку, вырвал страничку и быстро что-то написал.
— Кто знает, может быть, занесет вас попутным ветром в Ригу.
— Спасибо, — сказала она и небрежно сунула листок в сумку.
Лейтенант переступил с ноги на ногу, скрипнул новыми черными ботинками. Лицо у него стало напряженным, как у человека, который хочет сказать что-то важное и не решается. Он стоял спиной к поезду и не видел, как вагоны мягко, без шума покатились. Наверное, он все-таки решился сказать, что намеревался, и даже раскрыл было рот, но тут вмешался Сергей:
— Лейтенант, если вам действительно нравится Рига, то советую поторопиться: поезд уже тронулся.
Офицер метнул на него быстрый взгляд и снова уставился на девушку. Лицо у него стало растерянное. Что-то пробормотав, он протянул ей руку, но она в этот момент нагнулась за чемоданом, потому что подкатил автобус. Тогда лейтенант — Сергей отдал ему должное — не растерялся, щегольски козырнул и даже прищелкнув каблуками.
— До свиданья, — улыбнулась девушка и отвернулась, так как нужно было вслед за пассажирами продвигаться к распахнутой двери автобуса.
Лейтенант припустил к набиравшему скорость поезду. Вскочил на подножку предпоследнего вагона и, перегнувшись из-за спины проводницы, стал махать рукой, но девушка уже не смотрела в его сторону. Сергей улыбнулся и помахал вместо нее. Лицо у лейтенанта стало кислым. В следующий момент хвост поезда исчез за приземистым кирпичным зданием пакгауза.
— Разрешите, я вам помогу? — Сергей взял у приезжей чемодан и поднялся вслед за ней в автобус.
Сергей вьюном вертелся у высокого зеркала в углу сумрачной комнаты. Проклятый, будто жестяной, воротничок белой нейлоновой рубашки не застегивался. Пуговица становилась наискосок, поперек, только не так, как ей полагалось. Застегнув наконец воротничок, нацепил галстук, облачился в свой единственный парадный костюм несколько устаревшего фасона. Засунул в верхний карман пиджака сложенный треугольником чистый платок, но, взглянув на себя в зеркало, поморщился (типичное пижонство!) и снова запихал платок в карман брюк.
— Как на свадьбу собираешься, — съехидничала мать.
Она заглянула из кухни в комнату. В руках тарелка и полотенце.
Сергей налил из флакона на ладонь зеленого пахучего одеколона и похлопал себя по свежевыбритым щекам.
— Я сегодня, кажется, встретил свою Прекрасную Незнакомку, — сказал он, моргая: одеколон попал в глаз. — Какие глаза... А улыбка! — Сергей растопырил пальцы и уставился на ладонь: — Мозоль натер, пока тащил ее чемодан до гостиницы.
— И не лень? — сказала мать. — Лучше бы дров с Генкой напилили и накололи. Все-таки для дома польза.
— Я ее на танцы пригласил,— продолжал Сергей.— Как ты думаешь, придет?
— Мне-то что за дело до твоих вертихвосток!
— Вертихвостки. — невозмутимо повторил Сергей.— Это птицы такие есть, да? Они хвостиком вертят вправо-влево, вверх-вниз. Трясогузки, по-моему?
Мать с трудом сдержала улыбку. Вытирая и без того сухую чистую тарелку, ворчливо спросила:
— Ночевать-то придешь?