Услышать тебя...

На кухне возилась соседка: ширококостная высокая женщина с лицом убийцы. Сергей терпеть ее не мог, впрочем она его тоже. Соседка ворочала палкой кипя­щее белье на плите. Хмуро взглянула на Сергея и отвер­нулась. Вся кухня была наполнена клубами пара. Пахло мокрым бельем и вонючим мылом. Нащупав под резино­вым ковриком ключ, Сергей открыл дверь и вошел в ком­нату. Запах белья и мыла проник даже сюда. Комната была небольшая, квадратная, с серыми стенами. Два окна. Перед одним — шумят зеленой листвой ветви ста­рого клена. Двухэтажный стандартный дом, где Сергей получил комнату, находился на той же самой улице, где жили его родители. Из окна видна полувысохшая речуш­ка. Не река, а сточная канава. И было удивительно: за­чем прилетают сюда белые чистые чайки? Иногда пять-шесть штук неторопливо пролетали над зловонной речушкой, никогда не опускаясь на нее. Чайки садились куда угодно, только не в воду: на крыши домов, на шпа­лы, сваленные на берегу, на летний открытый павильон «Пиво-воды».

Почти полгода Сергей, Лиля и маленький Юра жили у родителей. Лишь минувшей зимой Сергей получил комнату в коммунальной квартире. Лиля, переступив по­рог их нового жилья, прислонилась к двери и заплакала. И первые слова, которые она тогда произнесла, были такими:

— Зачем ты пошел против всех! Ну, не хотели они печатать фельетон — и черт с ним! Чего ты добился? Славы он тебе не принес, а против себя в городе восста­новил все начальство. Рика Семеновна сказала, что, если бы не этот фельетон, мы без всяких трений полу­чили бы отдельную квартиру.

Это Сергей знал. Когда фельетон появился в газете «Лесная промышленность» и в трест приехала из Мини­стерства лесного хозяйства комиссия, Сергей очень скоро почувствовал, что у Логвина могучие защитники. Правда, с поста управляющего трестом Логвина все-таки сняли, но, подержав месяц в резерве, дали ему новую долж­ность, почти равноценную прежней: назначили заведую­щим горкомхозом. И когда в горсовете распределяли жилплощадь в новом доме, Логвин все сделал, чтобы Волкова из списка вычеркнули. И даже редактор не смог отстоять.

— Серёжа, давай уедем из этого города! — сквозь слезы проговорила Лиля. — Я не смогу жить в этой ко­нуре.

Сергей потянул за оттопырившийся клок грязных за­саленных обоев, и на дощатый крашеный пол с грохо­том посыпалась серая штукатурка.

— Все это сдерём, сделаем полный ремонт. Погля­ди, какой клён! Сейчас он голый, а когда распустится...

Лиля на клен смотреть не стала. Промакнув тонким платочком заплаканные глаза, сказала:

— По-моему, ты что-то не так делаешь.

— Что не так?

— Ну, не так живешь, как другие.

— Другие — это твой отец?

— Как мы жить-то здесь будем, Серёжа?

— Обои мы наклеим зелёные, под цвет кленовых листьев, — расхаживая по скрипучим деревянным половицам, рассуждал Сергей. — Купим широкую тахту, и на нее ковёр. На пол тоже ковёр. Сюда, к окну, письменный стол. Юркину кровать — в этот угол.

— Боже мой, какая нищета!

— Ты что же думала, нам сразу дадут дворец? — разозлился Сергей. — Не век же здесь будем жить! Год, самое большее два потерпим, а потом получим новую. Надеюсь, к тому времени Логвина опять куда-нибудь переведут.

— Год, два... Я не выдержу! Здесь и телефона нет.

— Отремонтируем, обставим... Комнатка будет что надо! Ты погляди, какой клён прямо перед нашими ок­нами!

— При чем тут клён? — вздохнула Лиля.

Комната действительно стала неузнаваемой. Сергей с энтузиазмом занялся ремонтом, купил добротную ме­бель, даже приемник «Мир» купил. В комнате жить мож­но было, но вот с кухней дело обстояло хуже. Соседка Нюрка, как ее называл Сергей, кухню считала своей собственностью и захватила все общие полки. И лишь с трудом преодолев её яростное сопротивление, Сергей поставил в углу невысокий белый шкафчик для посуды и кухонной утвари, а над шкафчиком прибил полку. Со­седка Нюрка взирала на все это с величайшим неодобре­нием. С первого мгновения она настроилась против но­вых жильцов. Дело в том, что у Нюрки был муж, милей­ший человек, и трое детей: Лорка, Сашка и Васька. И она считала, что освободившаяся комната должна была пе­рейти ее семье, а того, что это отнюдь не от нее и тем более не от Сергея зависело, она в расчет не принимала. И вообще у соседки Нюрки был скверный характер. С утра до вечера не умолкал ее трубный голос. Она рас­пекала всех подряд: и безропотного увальня мужа, и Лор­ку, и Сашку, и Ваську. Частенько поносила и новых соседей. Как-то, вступившись за жену, Сергей попытался возразить ей, но тут же раскаялся: соседка Нюрка под­няла свой могучий голос до такой высокой ноты, что уже никого, кроме нее, не было слышно. В выражениях она не стеснялась, и Лиля с пылающим лицом влетела в свою комнату и захлопнула дверь. Долго еще рокотал в кори­доре Нюркин бас.