Усмешка тьмы

Еще одна неприятная мысль возникает из хаотического шума, наполняющего мой хрупкий череп. Хотя волосы у девушек растрепаны, они выглядят слишком современными для старого фильма. Это, конечно, не прямая улика против меня, зато отсутствие реакции может меня разоблачить. Как я должен отреагировать? Лучшее, что мне удается, это выдавить механическую улыбку, сопровождаемую недоверчивым смехом. Я уже готов убрать пленку в карман и попытаться забыть о ней, пока мне не представится возможность подумать над ее содержанием, когда Колин хватает противоположный конец ленты.

– Это разве не тот фильм, который мы только что смотрели?

– Совершенно точно, – говорит Кирк.

– Боже, – Колин заметил интерполированный кадр. – Я догадывался, что там что-то странное, но чтоб такое! Мы же фактически сейчас переписываем историю кино. Это, должно быть, самое раннее использование двадцать пятого кадра.

– Идем, Марк, – говорит Биб громко, словно обращаясь ко всем присутствующим.

– Давай-ка, Марк. Тебе лучше отложить просмотр до более взрослых времен.

Словно не замечая возмущенного взгляда Биб, Колин говорит Уоррену:

– Когда его здесь не будет, могу я попросить тебя об одолжении?

– Пожалуйста. Спрашивай.

– У вашего проигрывателя есть покадровый режим? Я бы хотел еще раз запустить этот диск, чтобы просмотреть, нет ли там еще чего-нибудь из области подсознательного. Я бы многое поставил на то, что есть. Могу поспорить на Саймонову получку.

Мой ум готов отказаться от любых попыток понять, что реально, а что нет. Не знаю, может, у меня разыгрались нервы. Бледные чужие черты проступают сквозь знакомые лица, ставшие похожими на маски, но я определенно вижу, как Колин подмигивает Уоррену, добавляя:

– Вы тоже можете посмотреть, если хотите.

50: Напоминания

Я не знаю, где нахожусь. Не знаю, какой сейчас год. Моя голова – как воздушный шар, вот-вот готовый лопнуть. Раздувшийся внутренний космос кишит мыслями, которые так и просятся на язык, но ухватить их и облечь в слова нереально – слишком уж они быстры.

В порыве отчаяния я выдаю:

– Не думаю, что это уместно, Колин.

– Почему бы Уоррену не решить за себя? Он уже большой мальчик. Джо и Никки тоже вполне взрослые люди, раз уж на то пошло. Они могли бы составить нам компанию.

Я знаю, какое удовольствие ему доставляют споры, но сейчас это ни к чему.

– Знаешь, я… – слова даются с трудом. – В смысле, я хочу сказать…

– Погоди, погоди. Натали пусть знает – я не сексист какой-нибудь. Потом посмотрите все сами, наедине.

Биб, сжав губы до смертельной бледности, пытается увести Марка на кухню, но он мешкает – и слышит, как я выговариваю:

– Не волнуйтесь, Бибиб. И Уоррен пусьтожи невалнуйе ца. Вашему чусствупре красного ништоне угрожает.

Они молча уходят на кухню, явно озадаченные тем, какого черта стряслось с моей дикцией. Ничего, это не страшно. Пусть думают, что хотят. Главное – чтобы видеоинфекция, скрытая в фильме Табби, не переползла на них. Было ли что-то подобное в его ранних фильмах? Что еще я мог упустить, не зная, с чем имею дело? Хочется верить, что одни только эти подсознательные вспышки из последнего фильма виной тому, что клоунские рожи все чаще замещают в моих глазах лица тех, кого я знаю и вижу… Но пока что я могу не думать об этом, мне нужно удержать диск в руках. Когда Колин настойчиво протягивает ко мне руку, я выдаю:

– Яжигова рил тебе. Этонеда пусь тима.

Марк смеется – будто я разыгрываю какую-то уморительную сценку. Я миную Колина, неся на кухню диск в одной руке, стакан – в другой.

– Тебе так трудно хоть на секунду расстаться с ним? – спрашивает Биб, качая головой.

– Простото не хочучу, чтобы он попапал не в те руки, – говорю я, стараясь отрывать лишние слоги от каждого слова, но у меня плохо получается – Марк в открытую потешается.

– Что ж, – Биб вдруг добавляет: – Разве ты не хочешь нас о чем-то спросить?

– Очемс прассить?

Она, наверно, думает, что я пьян, и за это смело можно винить ее мужа, налившего мой бокал практически до краев. Вздыхая – не то в мою, не то в нашу совместную сторону, – она говорит:

– Спросить – что мы думаем об этом твоем фильме.

Прямо сейчас мне не хочется это обсуждать, но я пользуюсь ее словами как лишним поводом удержать растекающиеся мысли:

– Ишто жевыдума йете?

– Я лучше промолчу.

– Сдается мне, кино ушло далеко вперед с тех пор, – говорит Уоррен.

– Надеюсь, – добавляет Николас.

– А я думаю, еще есть люди, которым нравятся подобные штуки, – заявляет Джо таким важным тоном, будто уполномочен выступать от моего лица. – В современном мире еще полно уморительных глупостей.

Неужто это всё, что они уловили? Их слова, пожалуй, могли бы утихомирить смуту у меня в голове – но они оказывают прямо противоположный эффект. Я обращаю взгляд на Натали – и она говорит:

– А мне все еще неуютно. Есть в нем какая-то изнанка, о которой мы не знаем.

Имеет ли она в виду секретные кадры – сколь бы многочисленными они ни были, или апеллирует к загадочному выступлению Табби?

– Но он вас рассмешил, – укоряет Марк. – Вы все смеялись.

– Мы смеялись над тобой, милый, – говорит Биб.