Усобица триумвирата (СИ)

- Это как-то… - вмешался Святослав, видя, что старший брат не задумывается над далёкими последствиями каждого слова. – Должно быть обозначено, Всеслав? Желаешь ли ты подтверждений каких нашего к тебе расположения?

- Что ты, что ты! Только отцов двор прошу мне отдать, всё же, это был его дом в Киеве? Если я не чужой здесь, не чужак вам, а сюда, в святую святых князей без разрешения являться права не имею, могу заиметь свой угол, чтобы не чувствовать себя гостем и изгоем?

- Просьба эта справедлива, - скорее начал Святослав, пока Изяслав бездумно не пошёл и на это, - но только достойно ли тебя жить в боярской стороне, да ещё в соседстве с порубом…

- Где жил отец, там и мне пригодно.

- Но отец твой с нашим воевал, а мы с тобой – нет, к счастью…

- Свят, он мне жизнь спас! – вмешался Вячеслав. – Брячиславов двор всё равно пустует! Считаю, что должны отдать его Всеславу!

- Да, не вижу никаких тому преград, - подытожил Изяслав, уже не давая себя прервать, - Всеслав, Брячиславов двор теперь твой, живи в нём, сколько захочется!

Святослав удрученно вздохнул. Свободный доступ полоцкому князю в Киев ему совсем не нравился.

Успокоенные участью Вячеслава, который теперь должен был идти на поправку, все вспомнили о скорой игоревой свадьбе, подготовку к коей едва не прервали, и расходились, обсуждая её. Получивший исцеление попросил принести ему сына Бориса, чтобы подержать его и поцеловать. Ода отправилась за ним в светлицы, где приглядывали за княжичем нарочитые девицы.

- Пошла я вчера к Ладе, - говорила одна, Красмира, самая словоохотливая боярская дочь, когда вошла за ребёнком княгиня, - ей же было скучно эти дни, великий князь тут время проводил. Ну и вот иду я, смотрю, Киликия наша шагает, да не одна, а с этим приезжим болотным князем…

- Вдвоём идут? – заинтриговано подалась к ней вторая девушка.

- Да! И воркуют, точно голуби! Она вся ажно светилась! Идёт, виляет вся собой!

- И куда только её князь смотрит?

- То-то и оно, что пока не смотрит – она уже своё ищет…

Ода замерла на секунду у люльки, вытаскивая Бориса. Не любившая злословия или пустых сплетен, она всегда одёргивала девушек, заводивших разговоры о Святославе и обсуждавших его – а случалось такое частенько, многие боярские дочери, как и сама Ода, вздыхали по нему, особенно Красмира, считавшаяся самой прекрасной из киевских девушек на выданье и мечтавшая выбиться в княгини, – но опорочивающие Киликию слова заставили слушать их. Ода с удовольствием бы поверила, что Киликия блудница и неверная жена, потому что не хотелось видеть её рядом со Святославом. Поползшая по душе ненависть к гречанке доползла до груди и заставила вздрогнуть, перекрестившись. Ода вспомнила, как возжелала Святослава и молилась, чтобы Вячеслав не приходил к ней, и что после этого вышло. Если что стрясётся с Киликией, она себе этого не простит!

- Разве княгиня плохая? – обратилась она к сплетницам. Красмира с ухмылкой перекинула косу на плечо и стала её поглаживать:

- Об этом многие говорят. И матушка мне рассказывала, она-то ещё при княгине Ирине тут жила, видела вернувшегося из Царьграда с этой распутницей Святослава Ярославича, говорит, её приходилось заставлять одеваться, настолько она привыкла у себя там голой при всех ходить!

- Да, я слышала, - подхватила вторая, Болемила, - как она, несмотря на замужество, простоволосая выходила, а князь только и успевал ловить её и укрывать!

- Одно слово – распутница, - повторила убеждённо Красмира. Которой было шестнадцать лет, как и её подруге. Оде было только восемнадцать и она, по наивной юности и неопытности не знала, во что верить, кого слушать. Киликия была её старше лет на десять, и казалась оттого ещё более порочной, непонятной, не заслуживающей любви Святослава. Прижав к груди Бориса, Ода посчитала за лучшее уйти к мужу и сидеть с ним, дальше от соблазнов, грехов и слухов, провоцирующих первое и второе.

Всеслав с Нейолой вошли в свои покои, оглядев их как будто впервые. Теперь весь Брячиславов двор, просторные хоромы, терем в три этажа, принадлежал им. Их можно было устраивать по своему разумению, украшать, обживать. Убедившись, что за дверями никого нет и они остались наедине, князь с княгиней улыбнулись друг другу: он – чуть лукаво и самодовольно, она – холодно и с вызовом, давая понять улыбкой, что дело только начато.

- Что, сестрёнка, по-моему, всё пока выходит удачно? – Всеслав плюхнулся на кровать и, стянув с себя сапоги, закинул на неё ноги. – Не пожалела, что назвалась моей женой? А то вдруг прельстилась кем из наших братушек?

- Кем? – презрительно хмыкнула Нейола, начав снимать с себя украшения. – Этим бражником Изяславом? Или богомольным Всеволодом? Или тем, что твоими стараниями останется калекой? Ну нет, я для того и назвалась твоей женой, чтобы никто и не подумал приближаться! Я вайделотка (3)!

- Мать наша тоже ею была…

- А отец наш был так же похотлив и ненасытен, как и ты! И прадед Владимир.

- Горячая у нас кровь, что поделать? А что ж ты Святослава пропустила?

- Грубый мужлан, - она села возле ног брата, - эти бородачи ужасны, как дикари!