Усобица триумвирата (СИ)

Князь ещё раз бросил взор на полёгших при вероломном, ночном налёте наёмников – а кем они ещё могли быть? На некоторых висели кресты, на одном – молот Тора. Догадки были одна другой хуже. Первым же на ум пришёл Изяслав – самое неприятное всегда лезет в голову первым. Брат понахватал в походе в полон и боеспособных мужчин, мог ли он настолько обозлиться на Святослава, чтобы направить к нему убийц? С чудью водил дела и Всеслав Чародей – стал бы он замышлять покушение? Для чего? Чернигов ему не получить, а вот Киликию… Святослав сжал незаметно под плащом кулаки. А был ещё Ростислав, обобранный на рать в три тысячи воинов, а ранее – на целый Новгород. Ростов, где он теперь княжил, сплошь был населён чудью.

Все трое были ему родичами, все трое имели причины на него злиться и желать от него избавиться, но только в ком-то одном набралось подлости и ненависти столько, что он заплатил негодяям и отправил их по следам Святослава. Перенег понял по выражению молчаливого лица Ярославича, что дальнейшие вопросы излишни.

- Мы обязательно выведаем, кто это сделал, - процедил князь, - а теперь давай собираться, осталась более лёгкая половина пути. И более тёплая. Глеб! Идём, поможешь подтолкнуть струги на воду.

Примечания:

[1] Баня. Славянские названия её именно «истопня», «купальня» или «мыльня», слово «баня» пришло с христианством из греческого языка и начало закрепляться как раз в XI веке

[2] Не существуют на данный момент, затоплены из-за строительства ГЭС в ХХ веке. До этого представляли собой известные с древности 9 перепадов высот, где река превращалась фактически в водопады и движение по ней становилось невозможным

Глава двадцать третья. «Тмутаракань»

Сурожское[1] море покоилось лазурью под ясным небом. Пересекать его было приятно; прежний путь по земле забывался в лёгкой корабельной качке, сдобренной тёплым солнцем. Снятые плащи валялись на сундуках – здесь не замёрзнуть.

- Вон она – Тмутаракань! – произнёс один из бывалых дружинников, упоённо вглядывающийся в дымчатую, плавно проявляющуюся даль.

Чем ближе был берег, тем отчётливее становился силуэт оборонительной стены и белого камня домов за нею. Выстроенный некогда греками, город и теперь наполовину населялся ими, сохраняя непривычные киянам[2] или новгородцам черты. Акрополь[3] сиял под жёлтыми лучами, согревая взгляды.

На набережной сверху уже толпились праздные горожане, изучая приближающихся гостей. Они ещё не знали, что плывёт к ним не гость, а хозяин – князь Черниговский и Тмутараканский, забравший себе в далёкой и неизвестной местным делёжке наследства их землю. Святославу шум приближающегося города слышался сливающимся с шёпотом волн, словно из-под ног вылетали людские голоса, а с холма стекал морской плеск, перебирающий обточенную водой гальку.

Подошвы ступили на твердь. Воздух был совсем иной, не днепровский, а солёный, по-особенному свободный, но непривычный. Дорога через степь отучила от изумрудной зелени, поэтому редкие деревца почти не удивляли – они росли лишь в частных двориках и богатых садах, а древесиной если и пахло, то от кораблей. Всё пронзалось светом, всё светлело под открытыми небесами и ни на что, казалось, не падали тени.

- А всё же, тут лучше будет перезимовать, - сказал Перенег потягиваясь, пока спускался по сходням, - благодать-то какая!

Святослав промолчал, выискивая глазами встречающих или людей, заведующих делами Тмутаракани. Но любопытствующие, видневшиеся ещё издалека, оказались любопытствующими в принципе, а не конкретно ими. Портово-торговый город жил постоянно приплывающими и отбывающими суднами, и для его жителей было в порядке вещей наблюдать за этой кровеносной системой общества. Купцы толпились на берегу, обсчитывая свои мешки, амфоры и сундуки, раскрывая их, проверяя товары. Никому не было дела до мужчины, выглядящего не самым дорого одетым, совсем не так, как князь, а вот его дружина, состоявшая в том числе и из норманнов, привлекала взгляды, но и не вызывала опасения, как в былые времена – мало ли, в Царьград наниматься плывут? Крупно досаждавшие Риму, у некоторых византийцев они вызывали нынче дружелюбие.

Путники поднялись по вытесанным в скале ступеням, и с каждым шагом вверх обзор на море делался прекраснее. Горизонт ликовал искрами золота в голубой воде, неслись по ней судёнышки побольше и поменьше. Белые чайки, распахнув крылья, ныряли в волны или перекрикивались над ними. Спешащие туда-сюда люди толкались и задевали прибывших, так что один дружинник чуть не схватился за меч, чтобы расчистить князю путь. Но Святослав остановил его. В Новгороде жили надменные бояре и гордый народ, но и те замирали, останавливались, чтобы отметить появление князя, здесь же о нём ровно никто не знал.

Мощённые улицы поражали Глеба, распахнувшего рот и шаркающего ступнёй по плиткам. Идя по ним, он не выдержал и подёргал отца за рукав:

- Тятя, они что, на улицах живут? Почему пол даже под открытым небом?

- Это для удобства, Глеб. Так грязи меньше, когда дожди пройдут.