Усобица триумвирата (СИ)

Полоцк

Всеслав вошёл в душную, чадящую от жгущихся трав комнату сестры. Нейола сидела в состоянии, похожем на транс. Перед ней были разложены странные инструменты её ведьмовства: пучки сушенных кореньев и веток, кости животных, камни, деревянные дощечки, на которых вырезались какие-то символы. Уста девушки мелко перебирали неясные слова. Князь посмотрел на неё, будто не слышавшую его прихода, не шелохнувшуюся. Вздохнув, решил пройтись, разглядывая необходимые для разных ритуалов и обрядов предметы. Он не часто заглядывал к сестре, предпочитая наведываться к тем девицам, с которыми можно было удовлетворить его вечно похотливую по-звериному плоть. Ночь без женщины для него была напрасно прошедшей, но в последнее время страсть немного поутихла, потому что Всеслав не мог получить в постель одну, наиболее желанную.

На стене висело изображение солнца, а перед ним горел открытый очаг. Перед очагом разложены были какие-то фигурки. Князь присел, разглядывая пять тряпичных кукол. Трогать не стал – мало ли что сестра с ними делала? Она лучшая вайделотка из ныне существующих. Может, последняя настоящая, способная творить чародейства и языческую магию.

Пять кукол были в юбочках, и лежали достаточно близко к огню, чтобы нагреться и рано или поздно сгореть. «Интересно, почему их пять? – задумался Всеслав. – Да, сыновей у Ярослава осталось пять, но в юбочках они не ходят, в отличие от их жён…». Их жён! Всеслав поднялся с корточек, осознав, что сестра наводит порчу или пытается извести жён родичей.

- Нейола! – не разбираясь, которая кукла какую княгиню изображала, вскричал Всеслав и отопнул их ногой от огня подальше.

Девушка открыла свои чёрные, бездонные глаза. Они были полны злобы, потому что она поняла по звукам, что он испортил. Они встретились взглядами.

- Ты с ума сошла?! – указал Всеслав на пол и разбросанные миниатюры княгинь. – Ты что делаешь?!

- Это ты что делаешь? Мы с тобой решили, что на самих Ярославичей хворь и проклятье наводить нельзя – они наша кровь, и мы сами можем пострадать. Но извести их жён, чтобы не дали больше потомства, я могу! И собираюсь это сделать!

- Нет! – Всеслав ещё раз пнул одну куклу подальше в угол, потом вторую в другой. – Нет, ты этого делать не будешь!

- Из-за неё? – Нейола едко ухмыльнулась. – И кто из нас ещё сошёл с ума, брат?

- Я говорил тебе, чтобы ты оставила её мне!

- Самую плодящуюся? – поморщилась Нейола и поднялась, оправляя длинное платье. – Давай, жди, пока она родит Святославу столько отпрысков, что ни тебе, ни твоему сыну никогда не увидать киевского стола! – девушка подошла к очагу и бросила туда щепотку чего-то пахучего. Извиняющимся взглядом посмотрела на символическое солнце. – Сейчас Корочун[2], тёмные боги лучше всего слышат наши просьбы, у них больше всего силы, пока Сварог уходит на покой. Я могла бы столько сделать! – Нейола обернулась через плечо на брата. – Мужчины всегда слабы своим зудящимся удом! И ты не исключение! Если бы вы не шли у него на поводу, добивались бы гораздо большего!

- И чего ради? Чтоб как ты не ведать никаких удовольствий? – повёл чёрной дугой брови Всеслав. – Каждому своё, сестра.

- Ты знаешь, что моё девство даёт мне силы.

- И озлобляет тебя до невозможности. - В дверь постучали. – Войдите! – разрешил князь, словно это были его покои. Нейола промолчала, но недовольно отвела глаза.

Вошла челядинка, в полумраке не сразу нашедшая, в какую сторону поклониться. Увидев Всеслава, обратилась к нему:

- Любава родила, князь.

Он некоторое время стоял неподвижно, как не понимающий, какое отношение имеет к этому событию? Потом отмер.

- Кто? Мальчик или девочка?

- Мальчик.

- Благодарю. Можешь идти, - махнул он девице, и та растворилась. Любава была его возлюбленной до того, как он увидел Киликию. Простая девушка, он встретил её в деревне, возвращаясь в охоты. Она оказалась невестой кузнеца, но это князя не остановило – соблазнил её и увёз к себе в терем. Несколько месяцев пылал страстью, не выпуская из своих объятий, но в конце концов остыл. А последствие явилось сейчас. – Сын, стало быть… - не без гордости произнес Всеслав.

- Как назовёшь?

Недолго подумав, князь ответил сестре:

- Глеб[3].

Нейола вспыхнула:

- Как её первенца?! – если бы слова умели превращать в яд, они бы кипящей пеной полились изо рта вайделотки. – Может, ты ещё и покрестишь его?!

- А если ради признания нас в Киеве понадобится это сделать? Тоже будешь против?!

Сестра разве что не задохнулась от осквернения веры их предков, но в то же время жажда власти и тщеславие её были достаточно сильны, чтобы не воспротивиться однозначно подобному решению.

- Только если ты не кривишь душой, и именно это сам посчитаешь причиной…

- Пойду, проведаю Любаву, - направился на выход он, чтобы не слушать нотации. На пороге задержался: - Будь ласкова, не повторяй своих обрядов.

Сжав кулаки, Нейола так сомкнула челюсти, что скулы чуть не свело от напряжения. Тем не менее она покорно поклонилась, показывая брату, что считается с его волей.