Усобица триумвирата (СИ)

Вытерев лоб, черниговский князь подошёл к нему и протянул руку:

- Тогда – мир, Дюрги Редедевич?

Тот пожал его ладонь:

- Мир, Ярославич.

- И, может, поговорим, наконец? – тепло улыбнулся Святослав.

Они вернулись во дворец Татианы всем скопом. Быстро накрыли столы, впрочем, довольно скромные – начался Рождественский пост. Но пища всё равно была разнообразной, сюда привозили фрукты и орехи, заморские лакомства из постных продуктов, и подкреплялись сытно и вкусно. Хозяйка тоже села с гостями, не желая пропустить что-нибудь важное. Сел за стол и Глеб.

- Должен признать, - заговорил Дюрги, - ты не такой киевский князь, каких я представлял.

- Я и не киевский, - поправил Святослав, - я владею Черниговом. И Тмутараканью.

- Для меня все вы там – оттуда – были одинаковые. После гибели брата…

- Меня ещё на свете не было, когда случилась битва при Листвене, должен ли я как-то отвечать за это?

- Ты – сын нашего врага.

- Правда[2], записанная отцом, не приветствует кровную месть и наказывает за неё. Жизнями за жизни не наплатишься. Должна быть вира.

- А серебром разве жизнь окупишь?

- Её ничем не окупишь, Дюрги Редедевич, поэтому не стоит множить смерти и злобу.

Помолчав, тот добавил:

- И всё-таки… трудно тебе будет, Святослав. Хорошо, я тебя признаю и моя семья – мой род, - сопровождавшие его мужчины молча и хмуро ели, призывая всё своё смирение. Видно, Иван всё-таки был лучшим их борцом, и поражение его не оставляло надежды. – Но здешним людям нужен тот, кто будет отстаивать их интересы. Не киевские или черниговские.

- Я не собираюсь поступаться интересами Тмутаракани во благо других княжеств. Интерес у нас у всех должен быть общий – спокойная Русь без усобиц, способная отбиться от любого недруга. Если каждый будет тянуть в свою сторону, мы ослабеем, разорвёмся на части и падём перед какими-нибудь кочевниками или Византией. Ты сказал, что не любишь ромеев, Дюрги Редедевич, так неужто думаешь, что Тмутаракань без Киева, Чернигова, Новгорода устоит и не утечёт в их лапы? – Касожский князь задумчиво молчал. – Я слышал, что, когда мы ходили в поход на Царьград, здесь недовольны были сбором на корабли и оружие?

- Да, больше всего, конечно, ромейцы, - кивнул Дюрги, - разве могли они поддержать поход против своей же родной земли? Едва бунт не учинили! А из наших многие присоединились и уплыли воевать в Византию.

- Так, значит, мы всё-таки на одной стороне?

- Был бы ты нашим, - сказал один старик, сидевший рядом с Дюрги, - каким Мстислав тогда стал. Дочь свою здесь укоренил браком…

- Моей дочери четыре весны лишь будет, - развёл руками Святослав.

- Ты сам ещё молодой мужчина, - продолжал старик, - и, останься в Тмутаракани и обженись, это многое бы поменяло…

- Я жену уже имею, - строже прервал его Ярославич, понимая, куда касоги клонят. Проникаясь к силе и умелости князя, они хотят сделать его своим защитником, своим полководцем. Представителем своего народа, который пренебрежёт другими землями ради их возвышения или, хотя бы, сохранения их общества в неприкасаемости. – Вон у меня жених сидит.

Глеб понял, что речь о нём, тем более что отец на него и посмотрел. Вытянулся и, краснея до самых ушей, рта не смог раскрыть. Святослав кивнул Дюрги:

- С сыном твоим я славно познакомился. А дочери у тебя есть подходящего возраста? Сосватай моему Глебу невесту, и будет у вас свой князь.

- Дочери имеются, - располагаясь всё больше к черниговскому князю, Дюрги позволил себе улыбнуться, - и подходящего возраста найдём.

Один из многочисленных вопросов был улажен. Святослав был принят касожскими родами, среди которых быстро распространилась весть о поединке и его исходе. Но проблем оставалось немало.

- Ты мудр, как и твой отец, - сказала ему как-то утром Татиана, увидевшая, что он куда-то уходит.

- Разве? – остановился черниговский князь.

- Хитрость твоя незаметна, но я её вижу.

- Главное, что я оказался силён, как стрый, - намекая на Мстислава, просиял Ярославич. Губа уже заживала и позволяла без боли ею шевелить.

- Да, сила в мужчине важна, - согласилась она, польщённая комплиментом покойному отцу, - ты снова идёшь к Дюрги?

- Нет, хотел навестить греческих старейшин… - Лицо Татианы покривилось: - Что такое?

- В таком виде? Как воин?

- А разве я – не он? – оглядел свой обычный потрёпанный путешествиями и переездами наряд Святослав.

- Если ты хочешь заслужить уважения у торговцев, а не у касогов, тебе лучше переодеться.

- Во что?

- Во что-нибудь очень богатое, что затмит их собственную роскошь, - женщина, сама уже под властью обаяния двоюродного брата, искренне собиралась помогать ему во всём. Не будь он ей столь близким родственником, и будь ей хотя бы лет на двадцать меньше, лучшего мужа было бы не сыскать. Но теперь оставалось опекать его, подобно стареющей тётушке, испытывая скорее материнские чувства. – Торгаши… они силу боятся, а не уважают. Уважают они того, кто способен овладеть ещё большими богатствами, чем они.

- Спасибо за совет, сестрица, да только… вряд ли я привёз с собой что-то подобное.

- Я поищу у себя, - успокоила его Татиана, - подожди немного.