Усобица триумвирата (СИ)

Отдав Перенегу повод коня, Святослав попросил оповестить в посаднических теремах, что он приехал, а сам, перекрестившись, вошёл в Святую Софию. Под высокими сводами раздавался гул, вызванный любым шорохом, даже мягких кожаных сапог. Каменные стены украшались святыми ликами, мрачно-умилёнными, выстрадавшими и сострадающими. Подозвав какого-то служку, Святослав спросил, где похоронен князь Владимир Ярославич? Тот, сообразив, что перед ним кто-то из братьев покойного, поспешил отвести его в предел с надгробием. Молча встав перед ним, черниговский князь рассуждал, а что бы было, не умри Владимир раньше отца? Он бы приехал в Киев, стал каганом, не позволил бы убрать Ростислава, и тот остался бы старшим наследником. Святослава бы оставили на Волыни, а вот Изяславу бы достался Чернигов или Переяславль. «Может, поспешили мы, грешные, с решением своим? – размышлял теперь Ярославич. – Может, не стоило трогать братанича? Надо было к нему сперва мне приехать в Новгород, поговорить, убедить, чтоб не входил в рознь с родичами. Или уже не послушался бы он? Поддался бы уговорам и влиянию Вышаты и Порея? Теперь не угадать, как бы всё обернулось, прими мы иное решение!». Святослав опустился на одно колено и тронул могилу старшего брата:

- Прости нас, если обидели твоего сына. Прости меня. Клянусь, что если первым на нас руку не поднимет, ценой своей жизни буду его защищать!

Изяслав и Остромир со своими ближними стояли на гульбище[5]. Перенег успел доложить о появлении Святослава и, отведя коней в конюшни, вернулся к своему князю. Тот не увидел боярина Коснячки – и то хорошо, значит, не стал через дочь незаменимым советником. Да и какие советы от него? Узколоб и жаден. Зато тут как тут высился, расправив самоуверенно плечи, Богдан, вуй Мстислава, и сам он, новгородский юный князь.

Подойдя, Святослав приложил руку к груди и в пояс поклонился:

- Здравы будьте, князья и бояре!

- И тебе добра и здоровья, - откликнулся Изяслав. На нём были одежды из золотой парчи, неудобные для верховой езды, так что видимо старший из оставшихся Ярославичей привёз их с собой, чтобы облачиться в ослепительные наряды и напоминать одним своим присутствием о собственном величии. Красоваться роскошью, под стать ромейскому императору, только что лорума[6] не хватало. – Неожиданно здесь появление твоё!

Святославу не хотелось, чтобы другие замечали их несогласованность:

- Решил навестить Владимирову могилу, да и соединиться с тобою, чтобы вместе ехать потом обратной дорогой.

У Изяслава на лице нарисовалось недоумение. Он же никого не предупреждал, что будет здесь, как Свят мог знать и искать его в Новгороде? Чтобы брат не успел ничего сказать, черниговский князь быстро поднялся по ступенькам и, оказавшись совсем рядом, тихо прошептал:

- Я тоже удивлён тебе здесь. Поговорим позже. Не при всех.

Повернулся к Остромиру и распахнул объятья старику:

- Рад видеть тебя, посадник! Сколько лет, сколько зим не пересекались пути наши!

- Да, давненько, давненько, Ярославич! Помню тебя ребёнком. А сейчас у самого, слышал, детишек мал-мала?

- Пятеро.

- Богато! Даст Господь ещё прибавления, все вырастут, все тебя порадуют! Я-то, вишь, с одним Вышатой остался[7], да дочерью. – Святослав помнил, что один из сыновей его не вернулся из похода на Царьград, убит был греками. – Да не будем о печалях, пожалуйте в хоромы, что тут стоять?

Застолье было подготовлено. Оно и без того ждало трапезы совместной с Изяславом, так что ещё одному гостю долго ждать не пришлось. Святослав не стал утаивать и рассказал, что прибыл с Яном, внуком Остромира. Замолвил за него слово, попросив простить и понять молодое сердце, тянущееся к любви и к счастью. Посадник, однако, помрачнел:

- Всё бы ничего, Ярославич, так ведь иудейка она! Знал я про дурное увлечение его, потому и отправил подальше, в Ростов.

- И что же, что иудейка? – возразил Святослав. – Если венчаться, так она окрестится! А надо – так крестным отцом её сам стану!

- Что толку в обрядах, когда всё равно они до гроба в душе остаются иудеями, Христа распявшими? – Остромир перекрестился.

- Наши пращуры все язычниками были, так что же, после крещения разве не стали христианами? А тоже сколько святого люда погубили!

Не найдя аргументов достойных, посадник махнул рукой. Он был из тех набожно-верующих людей, которые читали и слепо повторяли, а обдумывать не умели; шаг в лево и шаг вправо от буквы Святого Писания равнялся ереси и хуле. Притом Писание он не всегда помнил в точности, а только так, как подсказывала память исходя из собственных пристрастий и трактовок. И в то же время, перенимавший учение от византийцев, он впитывал мысль о том, что светская власть тако же от Бога, а, значит, с князьями спорить – гневить Творца:

- Ладно, покумекаем ещё об этом, успеется. Если так ратуешь за это, Ярославич, я готов рассмотреть это дело.