Усобица триумвирата (СИ)

- Я разве спорю? Но и дед твой, Ярослав, первоначально ростовским князем был! Все начинают с уделов дальних, пограничных или малых, по старшинству…

- Но в Новгород посадили приблуду Изяслава! А не кого-то из стрыев! Они сами пренебрегли очередностью!

- А! – отмахнулся Ян, совершенно лишённый амбиций, натура если и склонная к героизму, то скорее поэтическому, рыцарскому, чтобы всё ради чувств, а не власти и корысти. – Что хотите делайте.

- Ты что же, не поддержишь меня, когда придёт час?

- Да рассуди сам, Ростя! Их пятеро, у них дружины опытные, а у тебя что? Батюшка Шимона Офриковича и то обидел, так что тот уходит в Киев!

- Его Святослав подкупил наверняка, с чего бы ему иначе сейчас уходить пришло в голову?

- И всё же, не хватит у нас сил тягаться с Ярославичами в одиночку!

- А если мы будем не одни? – прищурился Ростислав.

- О чём ты? – нахмурился Ян. – Чудь хочешь поднять на Русь? Варягов нанять? Или степняков новых сыскать?

- Нет. Есть у меня одна идея. Сядь! – Друг послушался, вернувшись на прежнее место. Пёс, отбежавший на время, вернулся к нему, но уже не дождавшись к себе внимания, просто лёг под скамьёй. – Человек ко мне подходил сегодня, от Всеслава Полоцкого. Тот тоже недоволен Ярославичами, предлагает объединиться с ним.

Ян Вышатич, услышав это, с минуту молчал. Ростислав ждал его реакции. Наконец, друг мотнул головой:

- Усобицу новую затеять хочешь? И всё ради того, чтоб владеть большим градом?

- Градом моего отца!

- А проиграешь, и что тогда? Янку оставишь горевать по тебе? Да и неизвестно, что сделают с ней победители!

- Прекрати!

- А что? Не может быть такого исхода разве? Жить надо мирно пока живётся, война всегда прийти успеет! Ты своего счастья не понимаешь, Ростя, которого меня отец лишил.

Оба притихли. Ростислав опять впал в противоречие. И справедливости хотелось, проучить стрыев, завоевать славу. И уюта домашнего, чтоб рука об руку идти с Янкой, в согласии пребывать, любовью довольствоваться. На их поколение пришлось отмирание прежнего языческого варварства, когда мужчина был лишь воин, сильный и могучий, захватчик, завоёвывающий и богатства, и женщин не лаской и уговором, а напором и принуждением. Эти отголоски и боролись в юной душе – страсть к битвам и крови неприятеля, с христианским милосердием, призывающим к терпению и прощению. Ростислав угрюмо посмотрел на друга:

- Вышата тебя не отпустит же в Новгород всё равно.

- Мне твоё слово важно, ты мне позволь, а батюшка – пусть что хочет делает! Не примет обратно – так тому и быть! Отпустишь?

Вздохнув, князь протянул ему руку:

- Как могу я запретить тебе? Отпускаю, Ян, только уж ты постарайся вернуться!

- Постараюсь! – посветлело лицо того, преисполненное радужных надежд. – Благодарю тебя, Ростя, жизнь мне возвращаешь! Токмо, пока меня не будет, не ввязывайся ни во что! Порея меньше слушай. А я как обвенчаюсь – сразу назад!

Два дня спустя Вышата Остромирович грозно ругался и кричал в княжьих хоромах, стуча кулаком по столу, ведь не только Шимон Офрикович увёл под три тысячи варягов, которых хотелось присвоить под свою десницу, но и старший сын его, на которого он возлагал большие надежды, уехал купно[5] со Святославом Ярославичем, собираясь без родительского благословения и одобрения вступить в брак.

Примечания:

[1] В летописях говорится, что Ярослав Мудрый до самой смерти своего брата Мстислава, с которым поделили Русь по Днепру, остерегался жить в Киеве и оставался в Новгороде, да и все дела Ярослава до тех пор проходили на севере (основание города Юрьев, например). Мстислав умер где-то в 1034-1036 гг., т.е. все дети, кроме разве что младшего Игоря (с ним спорный вопрос) родились в Новгороде

[2] Новгород делился рекой на две части – Софийскую (где кремль) и Торговую - купеческую

[3] У славян река Смородина в сказаниях отделяла мир живых от мира мёртвых

[4] В отличие от братьев – выдуманный мной персонаж

[5] вместе

Глава семнадцатая. «Новгород»