Шателен стоял с непокрытой головой, не зная, чего ждать: либо победитель размозжит ему голову, либо помилует. Краем глаза он уловил стремительный замах руки победителя, он отчетливо понял, что через мгновение расстанется с жизнью.
– In rnanus tuas, Domine, ipsum terminum redemisti[60], – шептали побелевшие губы рыцаря.
– Княже! Стой! – заорал воевода дурным голосам, видя, что государь готов размозжить Шателену череп.
От окрика Луки наваждение вдруг разом спало. Андрей вновь стал видеть не сгусток энергии, а нормального человека, взгляд князя сфокусировался на грязной шевелюре рыцаря, готового распрощаться с жизнью.
– Ярый! – выдохнул Лука, глядя на государя широко открытыми глазами.
– Berserk, – с ужасом вторили ему латники, на родине которых берсерки давно повывелись, так как закон неумолимо требовал изолировать воинов, замеченных в бешенстве берсерка.
Однако не все глазели на поединок. Кое-кто внимательно наблюдал за парочкой дикарей. Как только начался бой, один из рыцарей незаметно сместился назад, встав с левой стороны от дикарей. В руках он держал точную копию бердыша Шателена. Разве что рукоять, окованная железом, была чуть короче секиры Жака. Как только дикари поняли, что их предводитель потерпел поражение, они стремительно наложили стрелы на тетиву, но выстрелить успел только один. Стрела стремительно пронеслась над головой князя, сорвав с нее столь любимую Андреем бархатную тафью.
Самострельщики отреагировали незамедлительно, утыкали болтами безголовое тело одного из дикарей. Дело в том, что рыцарь ожидал чего-либо подобного от этих чертей, для того и занял удобную для нанесения удара позицию. Секира снесла косматую голову ближайшего к убийце дикаря. Второй черт стоял чуть в отдалении, его зацепило отточенным лезвием пики. Но раз он стоял чуть дальше и, уловив движение секиры, успел чуть отстраниться, уходя с линии атаки, и благодаря отличной реакции остался жив, правда, бедолага лишился подбородка. Он опрокинулся спиной на снег, болты стрельцов пронеслись над ним и устремились дальше. Как на грех болты выпустили трое стрельцов, они стояли в разных местах и траектория полета болтов отличалась. Один болт улетел в лес, второй впился в стегно стрельца Афанасия, у парня даже не было кольчужных штанов. Все стрельцы Афони пренебрегали защитой, ограничиваясь легкой кольчугой, под кожаной кирасой. Третий болт ударился о пластинчатый доспех бородатого воина и отскочил, не сумев пробить защиту из стальных пластинок.
Остальные болты нашли свою цель, безголовое тело опрокинулось наземь, утыканное болтами и стрелами, словно дикобраз. Однако половина болтов отскочила от кожаной кирасы, настолько крепким был доспех дикаря. Зато стрелы с гранеными наконечниками прошли сквозь обшитую металлическими бляхами куртку как по маслу. Татарский лук – это вам не хухры-мухры, то есть самострел. Это – вещь!
Лишь громкий окрик Луки остановил едва не начавшееся кровопролитие. Латные воины Шателена остановились, разом подчинившись команде воеводы. Вряд ли они поняли язык руса, скорее всего, сработала эмоциональная окраска голоса Луки Фомича. Главное, они подчинились.
В этот момент пронский боярин вырвался из рук латников, сбив их с ног, метнулся к коню Федьки, в прыжке запрыгнув в седло. Беглец был остановлен Тимохой, холоп Луки метнул сулицу. Наконечник короткого копья вонзился в затылок боярина, пробив череп насквозь, конь рванулся, унося зацепившееся за короткое стремя мертвое тело.
– Сенька, тафью мою пойди поищи да луки убитых собери. Посмотрим потом, что они стоят, – слова князя разрядили обстановку.
Тимоха бросился ловить ускакавшего коня, Семен отправился на поиски потерянной тафьи боярина не раньше, чем сделал перевязку государю. Так, царапина, но ранку обработать нужно было обязательно, иначе могло все плохо кончиться. В качестве дезсредства использовался самогон.
Среди поминков резанскому князю вез Андрей маленький бочонок этого чудного напитка. Заодно Андрей принял лекарство вовнутрь, после чего его потянуло на сон и, Андрей завалился спать, предоставив воеводе самому расхлебывать заваренную кашу с импортными пленниками.
Семен подбросил дров в печурку, заботливо укрыл государя походным одеялом, после чего, хлебнув для сугрева диковинного напитка, отправился на поиски княжеской тафьи. Но прежде он велел Кулчуку присматривать за князем, заодно и за печуркой последить.