Усобники

Твое дело, конязь, — недовольно промолвил Ногай. — Но, если ты когда пожелаешь, я исполню обещанное.

Добро, хан. Я чуял, что найду в тебе покровителя. Теперь, коли великий князь Андрей замыслит что-то против меня, я знаю, где сыщу заступника.

Ногай кивнул:

Ты сказал истину, конязь Иван.

* * *

Не ведала, не гадала Дарья, что уже этим летом она окажется в Москве и осядет здесь до конца жизни.

А все случилось неожиданно. Возвращался из Великого Новгорода московский торговый человек, и в Твери, остановившись на отдых, увидел юную и пригожую Дарью. И торговый гость тоже был молод и статен, а в делах удачлив. Приглянулась ему девица, и задержался он в Твери. Узнав, что зовут ее Дарьей и нет у нее родных, укараулил, когда она шла от обедни, да и предложил:

Выходи за меня, Дарьюшка, замуж. Я не беден и тебя в обиду никому не дам. А зовут меня Парамон, и в Москве среди купцов я человек известный.

Недолго думала Дарья: Парамон из себя видный и, по всему, добрый — эвон, как ласково на нее поглядывает. Согласилась.

Привез Парамон Дарью в Москву и вскоре отправился по торговым делам на Белоозеро, да там и сгинул. Видно, лихие люди подстерегли купца в пути.

С той поры жила Дарья в верхней части Великого посада, где монастырь Николы Старого, в купеческом домишке, сажала в огороде лук и капусту, а по воскресным дням, когда шумело торжище, продавала пироги с капустой.

Ни вдова Дарья, ни мужняя жена…

* * *

На заре борьбы Твери с Владимиром за великокняжеский стол Москва была малым городом, не соперничавшим ни с Тверью, ни тем паче с Владимиром.

Кремль бревенчатый, что в ширину, что в длину чуть более полета стрелы, стоит на холме, стрельницами красуется, а понизу узкая полоса подола, заселенная литейщиками и кузнецами, сапожниками и иным ремесленным людом. А в Верхнем посаде жили ювелиры, строили свои хоромы и бояре, кому в Кремле места не досталось. В последние годы обживалась правая сторона — за Москвой-рекой, на Балчуге. Его облюбовали кожевники-усмошвецы.

Когда Александр Ярославич Невский выделил малолетнему Даниилу Москву, удел был нищенский, впору с сумой по миру ходить. Вырос Даниил и понял: надобно земли к Москве приращивать, без того не подняться Московскому княжеству. Потому и взял столь ренностно сторону тверского князя Михаила Ярославича против Андрея Александровича.

Даниил начал день с заутрени. Отстояв в церкви Успения, покинул храм, а к нему уже бежит отрок с вестью радостной: князь Переяславский в хоромах дожидается.

Иван Дмитриевич сидел в гриднице с его, Даниила, сыновьями Юрием и Иваном, беседовали. На стук входной двери переяславский князь оглянулся и, увидев Даниила, встал, шагнул навстречу. Князья облобызались.

Заждался я тебя, князь Иван.

Даниил радостно смотрел в глаза переяславцу.

А у нас тут на съезде свара случилась с братом моим, великим князем Андреем, — промолвил он.

Мне о том уже ведомо от мурзы Четы. У Рязани повстречал его. Говорил, великий князь недоволен съездом. У меня, князь Даниил Александрович, обратная дорога долгой получилась, из Сарая попал я к Ногаю, его поддержкой заручился.

То и добро, — довольно кивнул московский князь. — Пусть не мыслит владимирский князь, что с помощью Тохты всех нас за бороды возьмет. Пока Тохта с Ногаем враждуют, нам дышать легче.

Переяславский князь неожиданно сказал:

Ногай женить меня удумал, сестру свою отдаст.

Даниил нахмурился.

Иван рассмеялся:

А я отговорился: куда мне жена молодая, я едва по земле ноги волочу. Эвон, с тобой речь веду, а у самого дыхание перекрывается…

* * *

Еще не улегся гнев великого князя на Даниила и на Михаила Ярославича, выступивших в защиту переяславцев на съезде, как новое известие распалило владимирского князя. Иван возвратился и успел в Москве побывать. Снова против него, великого князя, злоумышляли. А Иван совсем плох — соглядатаи уведомили, в пути из Орды едва не скончался. Прибрал бы Господь Ивана, тогда он, великий князь, взял бы на себя землю Переяславскую и силой принудил Даниила признать это княжество за Владимирским. А ежели воспротивится, то и Москву великий князь возьмет на щит. Сказывают, Ногай Ивану воинов обещал, да разве станет хан Ногайской Орды затевать вражду с Тохтой?

«Брат Даниил мнит, что коли помог мне на великое княжение сесть, так я ему за это земли прирежу! Как бы не так, буду я Москву усиливать!.. Хочу единовластно всей Русью владеть, а князья удельные под моей волей, чтоб ходили. Того добьюсь, хана Тохту улещу, татар наведу, они помогут», — думал великий князь.

Разве не хан Золотой Орды помог ему, Городецкому князю, сесть на великокняжеский стол и ярлык вручил?

Сколько раз ездил он в Сарай, на коленях молил хана, на брата Дмитрия хулу возводил, а потом, возвращаясь на Русь, сердцем радовался: скачет за ним не одна тысяча татар, они его опора. Хоть и знал Городецкий князь, что татары будут жечь города, убивать и угонять в Орду русичей, но никаких сомнений, никаких угрызений совести при том не ощущал, жаждал великокняжеской власти и получил ее…