Усобники

Пытаются переделить власть сыновья князя Александра Невского. Зачем отправился Андрей в Орду? В чем станет он обвинять Дмитрия? Разве в том, что ходил тот в Копорье? Так надо было лопарей поучить и недоимки истребовать. А Русь Орде выход платит исправно, и он, великий князь, ордынским переписчикам и счетчикам помех не чинил.

«Господи, — говорил сам себе Дмитрий, — коли оговорит меня Андрей, не миновать беды».

И великий князь владимирский Дмитрий Александрович вспомнил отца, Александра Невского, его слова: «Великий князь будет великим, пока удельные князья ему повинуются».

Батый уважал его, потому как видел в нем воина и мудрого человека, разумом наделенного. А разум, говорил отец, великому князю надобен, чтобы дела государственные вершить не сгоряча.

Невский был уверен, что придет время, и поднимется Русь, встанет с колен и скинет ордынское иго…

Говорил Невский, сыновей поучая, да вняли ли они голосу разума?

В последние годы распри начали подтачивать и Золотую Орду. Воевода великого хана Ногай провозгласил себя ханом Ногайской Орды, и отныне его многочисленные соплеменники кочуют своей ордой. Золотоордынский хан остерегается Ногая. Обе эти орды берут выход с русских удельных князей.

В Переяславле-Залесском Дмитрий спросил у бояр, кому платит Русь, и боярин Никодим рукой махнул:

— Нерадивый хозяин овцу и дважды острижет.

Дмитрий согласился с боярином: набеги ордынцев непредсказуемы. Ожидаешь их на Клязьме, а они с Угры набежали.

Во Владимир Дмитрий приехал, едва теплом потянуло. Лед стоял на Клязьме, но уже набухал, синеть начал. Владимирцы ждали ледохода, выходили на берег поглазеть. Клязьма тронется — рыба пойдет на нерест. Рыбаки жгли костры, смолили лодки, чинили сети.

Затрещал лед — на весь Владимир громовые раскаты. Исписали Клязьму ледовые разводы, льдина на льдину полезла, потом шуга поплыла. Вышел Дмитрий на реку — с высокого берега далеко видно. Зазеленели леса и подлески, над деревьями закружились птицы: видно, гнезда облюбовывали, каркали резко.

Рядом с князем остановился воевода, речь об ином повел:

— Татар по весне ожидать надобно. Сейчас их табуны на выпасах.

Дмитрий промолчал. Всем известно, за добычей ордынцы в набег подаются летом, ближе к осени. А воевода свое продолжает:

— Два месяца, как городецкий князь в Орде.

Снова промолчал Дмитрий, с тоской подумал: «Наведет Андрей татар — позор Невским». А вслух сказал:

— За наплавным мостом караулы усиль.

— Аль ордынцев это остановит? Клязьма для них не преграда, они вплавь перебираются.

— Не о том я, Ростислав. Вели городецкого князя перенять. Однако не хочу верить, что Андрей зло замышляет.

Усмехнулся воевода:

— Аль он добра ищет?

Спустились по тропинке с кручи, во дворец направились, дорогой продолжая переговариваться:

— Князья ростовские распри затевают.

— Из малой искры как бы пламя не заполыхало.

— Этого опасаюсь.

Глава 3

В конце первого летнего месяца великий князь ехал из Ростова, что на озере Неро. Было раннее утро. Серело небо, и на востоке зарделась утренняя звезда. Одиночными пересвистами пробуждался лес. Потом вдруг ожил, наполнился трелями и переливами.

День начался.

В свое время и Ростов, и Суздаль побывали стольными городами. Затем их сменил Владимир. На Клязьме сходились торговые пути на Волгу, а уже по этой могучей реке плыли суда в далекие края, богатые и таинственные земли Востока.

Но явились орды татаро-монголов, разорили Русь, и зачахла торговля, медленно угасло величие города Владимира…

Дорога от Ростова тянулась, минуя Переяславль-Залесский, пролегала землями мещерскими, где проживвал мирный народ мещера. Он растил хлеб, охотился, бортничал, селился немногочисленными деревнями, платил выход Орде, выплачивал дань боярам, скрывался по лесным глухоманям, за болотными хлябями, выкладывая дороги по топям сосновыми слегами.

Ехал князь с дружиной по лесной окраине, глушь, чащоба — рукой подать. Дорога повела сосняком. Высокие деревья потянулись к небу. Петляет дорога: то расширится, то сузится. Гридни следуют за князем гуськом.

Иногда дорога вырывается на поляну и снова уводит в лес. Ведет князя мещерский мужичок-проводник, без седла трясется на брюхатой лошаденке, знай мурлычет песенку по-своему, а о чем — не разберешь.

Ведет он гридней лесистым, болотистым краем уверенно. Его не страшат топи, и уговор у него: выйдут на твердь — и конец его обязанностям, возвращается в свою деревню.

Под князем конь могучих статей, и идет он весело, играючи, то и дело длинным хвостом отгоняя всякого гнуса.

Великий князь Дмитрий задумался, мысли одна другую теснят. Об Андрее ничего не известно, а вот ростовские князья Дмитрий и Константин перессорились. Едва отца зарыли — не стало князя Бориса, — как братья от Белозерского удела часть земель урвали и едва меж собой не перегрызлись: каждый норовил на ростовский стол умоститься — насилу примирил их великий князь.

Воевода Ростислав говорил: «Не доведи, княже, до усобицы, не то ввяжутся татары и примутся разорять и грабить Русь».