Усобники

— Правду сказываешь, боярин, — откликнулись дружинники. — Коли бы их слезы в Итиль слить, вода бы из берегов вышла.

Въехали в узкую улочку, растянулись цепочкой. До караван-сарая, где обычно останавливались приезжие, оставалось совсем мало. Вдруг Сазон снова голос подал:

— А погляди-ка, князь Андрей, никак мурза Чаган к нам коня правит. Поди, помнишь, он у нас с переписчиками побывал.

Мурза скособочился с седла, закричал визгливо:

— Урус конязь, тебе и нойонам место в караван-сарае, а нукерам вели юрту за Сарай-городом ставить!

И, почесав оголенный под зеленым халатом толстый живот, ускакал.

Улочкой с торговыми лавками городецкий князь с боярами и гриднями, что сопровождали вьючных лошадей, въехали в распахнутые настежь ворота караван-сарая.

Двор был вымощен камнем, со всех сторон его охватывали двухъярусные строения, где внизу находились складские амбары, а наверху жилые каморы.

Пока гридни разгружали тюки, князь поднялся в свою камору, в которой все отдавало сыростью и прелью. Андрей присел на ковер по-татарски, скрестив ноги. Прикрыл глаза и как наяву снова увидел пыльные, грязные улочки Сарая. Сейчас бы в самый раз в бане попариться, да здесь у них, у неверных, какая баня?

Вошел Сазон, доложил, что пушнину разгрузили, внесли в амбар, а он, Сазон, успел разузнать, что на прошлой неделе хан с ближними мурзами и нойонами, с преданными нукерами удалился на летнюю стоянку, в степь, и когда вернется, никто не ведает. Скорее всего, по морозу. А еще разузнал Сазон, что ханша Цинь из Сарая никуда не выезжала, и если ей хан велит, то последует за ним в степное стойбище. Андрей нахмурился:

— А что, Сазон, ужели нам здесь до холодов быть?

Боярин руками развел:

— Отколь знать, княже, одному Богу ведомо.

— Ты, Сазон, разведай, — может, к ханше какие пути прознаешь.

Боярин удалился, а отрок внес таз с водой, подал князю рушник. Андрей умылся, снял с лица усталость, вытерся. Придвинув стоявший на ковре деревянный поднос с лепешкой и куском вареной конины, поел не торопясь, запил уже теплым квасом, поморщился:

— Эко пойло, не ядрено…

И задумался. Неужели попусту путь в Орду проделал? И в чем брата обвинять будет? Какой самый тяжелый грех за ним? Пожалуй, хан озлобится за то, что Дмитрий в Копорье и на Ладоге ордынский выход на себя взял…

Отрок поставил в углу зажженную плошку, по ковру, по полу разбросал войлочную попону, и городецкий князь улегся на покой…

Пробудили Андрея голоса. Это шумели торговые гости, ночевавшие в караван-сарае. Князь долго умывался, поел всухомятку лепешку с салом и луковицу, выбрался на улочку. Постоял, осмотрелся. Все, как и вчера: народ снует, арбы высокие, скрипучие, ослики и верблюды, рев и крики.

Пригладив пятерней волосы, Андрей направился к церкви.

В храме полумрак и пусто. Редкие иконы над алтарем и очи святых. Перекрестился Андрей, прошептал:

— Не введи, Господи, в искушение…

Вздрогнул от неожиданного голоса позади. За спиной стоял маленький седой священник в поношенной рясе и бархатном клобуке. Он придерживал серебряный крест, и его пронзительный взгляд впился в Андрея.

— Ты просишь Господа не вводить тебя в искушение, сыне?

— Да, отче.

— В чем заботы твои? Ведь ты сын князя Александра Невского?

— Да, отче, я князь Андрей Городецкий и приехал на поклон к хану.

— Разве ездят князья русские искать правды у хана татарского, который исповедует ислам?

— Но где искать истину, ежели нет ее на Руси и выше князя владимирского власти нет?

Сдвинув седые брови, священник промолвил:

— Мрак в душе твоей, князь Андрей, и только Всевышний прочитает, что в ней. Исповедь облегчит твой разум.

Городецкий князь протянул священнику горсть серебряных монет:

— Молись, отче, за меня, а исповедаться я еще успею.

Поцеловав руку епископа, Андрей удалился из церкви.

Возвращаясь в караван-сарай, он долго бродил по базару, где пахло пряностями и от товаров со всего Востока рябило в глазах.

Здесь было все: шелка и бархат, драгоценные камни и золото, искусные украшения и дорогое оружие, — но князь Андрей ничего этого не замечал. Он был под впечатлением встречи с епископом, который, конечно же, понял, о чем думал сын Невского, и не одобрял городецкого князя, явившегося искать правды у ордынского хана…

И потекли у князя Андрея дни, друг на друга похожие, со скудным кормлением черствой лепешкой, куском холодной конины и бурдюком вонючего кумыса. Бояре Сазон и Ипполит возопили в один голос:

— Княже, невмоготу нам, упроси ордынцев отпустить нас домой! С голоду уморят проклятые басурманы…

Городецкий князь грозно поглядел на бояр:

— Умолкните! Не наводчиком я сюда явился, а правдоискателем. Таким и на Русь явлюсь!..

Однажды приснился князю Андрею сон, будто пришел к нему Дмитрий, такой же худой, как и наяву, длинную, узкую бороду огладил и спросил укоризненно: «Почто же ты, брат Андрей, погибели мне ищешь? Зачем к хану побежал? В Орду подался не с чистым сердцем. Аль позабыл наказ отца нашего?»

Пробудился князь от говора в каморе. Голос Сазона спрашивал:

— Давно спит?

Отрок ответил:

— Да, изрядно.

Князь открыл глаза:

— С какими вестями, Сазон?

Боярин заулыбался: