Успех

Они ужинали в небольшом отдельном кабинете модного ресторана Орвилье. Г-н Гесрейтер преподнес Иоганне выбранные с отменным вкусом подарки, заботливо составил меню. Им попеременно подавали острые, возбуждающие закуски, соусы, рыбу, устриц, говядину, дичь, птицу, овощи и фрукты, сладкие блюда из молока и взбитых яиц. Все это было приготовлено с искусством, которое дается лишь многовековым опытом, хитроумно сдобрено специями, с немалыми хлопотами привезено из дальних уголков земли. Г-н Гесрейтер ел немного, но с аппетитом и удовольствием, с не меньшим удовольствием смаковал вина, полагающиеся к каждой перемене. Он был в ударе, приятно, добродушно острил. Иоганна старалась попасть ему в тон, внешне тоже была оживлена и любезна. Но внутренне все больше ощетинивалась. Она говорила себе, что несправедлива к нему, но все в нем действовало ей на нервы, — безукоризненный фрак, и пухлое лицо с маленьким ртом, и запонки, и аппетит, и церемонная речь. Когда она заговорила о книгах, недавно ею прочитанных, он проявил полную терпимость и признал, что многое в них справедливо; но эта мягкотелая всеядность так контрастировала с острой полемичностью книг, о которых шла речь, что ее раздражение удвоилось. Все-таки она сдержалась, по-прежнему была мила, смеялась его шуткам. Но г-н Гесрейтер, чувствительный к колебаниям душевной атмосферы, не скрыл от себя, что праздничный вечер не удался. Прощаясь, он особенно учтиво поцеловал Иоганне руку, и каждый подумал, что это — конец.

На воскресенье в Германии был назначен плебисцит по вопросу о конфискации имущества владетельных князей. Чтобы результаты голосования обрели силу закона, в нем должно было принять участие не меньше половины правомочных граждан. Обычно, какие бы вопросы ни ставились на голосование, многие избиратели предпочитали отсиживаться дома. Противники конфискации прибегли к весьма незатейливой хитрости — предложили своим единомышленникам не являться на голосование; уловка удалась, конфискация была отклонена, хотя за нее стояло большинство немцев.

О результатах голосования г-н Гесрейтер и Иоганна узнали в понедельник из утренних газет. Эту тему они обошли молчанием.

В тот же день Иоганна получила коротенькое письмо от доктора Гейера. Он писал, что в связи с назначением председателя земельного суда Гартля референтом по делам о помиловании положение Мартина Крюгера несколько меняется. Разумеется, особых надежд на пересмотр дела возлагать не стоит, поскольку место Гартля занял судья из той же клики доктора Кленка, однако назначение Гартля в министерство дает им возможность применить новую тактику — ему, Гейеру, малосимпатичную, но не вовсе безнадежную. Он просит Иоганну встретиться с ним и поговорить об этом.

Читая письмо адвоката, Иоганна вдруг поняла, что еще до его получения решила вернуться домой.

Она сказала об этом Гесрейтеру, и тот учтиво поддакнул ей. Он и сам подумывает о возвращении, ну, скажем, через недельку. Иоганна возразила, что для нее неделя слишком долгий срок. Столь же учтиво он осведомился, на какой день заказать ей билет. Она твердо ответила, что на послезавтра.

Гесрейтер отвез ее на вокзал. Иоганна поглядела на него из окна вагона и с удивлением отметила, что он почти начисто сбрил баки. Когда поезд тронулся, г-н Гесрейтер еще секунду помедлил на перроне. Потом глубоко, облегченно вздохнул, улыбнулся, замурлыкал песенку, которую еле слышно, почти не разжимая губ, любила напевать Иоганна, сильно стукнул по платформе тростью с набалдашником из слоновой кости и, нащупав в кармане трогательное и растрогавшее его письмо г-жи фон Радольной, зашагал к мадам Митсу.

15 Мистерия в Оберфернбахе

В «Американском баре» горного селения Оберфернбах играл джазбанд; за столиками сидело несколько умилительно длиннобородых местных жителей и множество мюнхенцев; были там и художник Грейдерер, и профессор Остернахер. В изысканно убранном, вполне современном заведении не осталось ни единого свободного места. В этом году шла только учебная постановка мистерии «Страсти господни», и все же в селение, прославленное этими мистериями, съехалась тьма народу. В минувшие времена баварские предки нынешних оберфернбахцев ставили литургические драмы потому, что, с одной стороны, были преисполнены простосердечной веры, а с другой — от души наслаждались игрой; теперь бесхитростное религиозное действо стало налаженным и выгодным предприятием. На доходы с него жители селения построили железнодорожную ветку, получили возможность сбывать резные деревянные изделия, обзавелись канализацией, гостиницами. А уж этот год, год инфляции, стал для них поистине золотым дном: за право посмотреть бесхитростное религиозное действо они брали полноценной иностранной валютой.