Успех

Крекшин усмехнулся в бороду. У него-то и в самом деле имелся подходец к упрямому старику. Некогда — давно это было — Ипполит Мокиевич безвозмездно выручил деньгами министерского внучатого племянника, Илью, богемного юношу, к семнадцатилетию своей жизни не научившегося ничему, кроме штосса, и не сделавшего ничего, кроме карточных долгов. Крекшин же юноше симпатизировал, так как намётанным глазом разглядел в нём практическую жилку. И, оплатив его обязательства, в качестве условия потребовал, чтобы тот пошёл на Второй Крекшинский Оптовый Склад (одно из старых московских предприятий, целиком принадлежащее Ипполиту Мокиевичу уже почитай как лет двадцать, и исправно прибыльное) простым приказчиком. Илья Урманцев условие принял, и честно выполнил, — хотя после первой недели работы попытался было убить себя из револьвера прямо на рабочем месте. Однако ж, после пообвыкся, загорелся, заслужил доверие, и где-то через год занял место помощника управляющего. Через полтора года молодой коммерсант вернул Ипполиту Мокиевичу деньги, доложив поверх номинальной суммы приличный процент. В настоящее время Урманцев-младший представлял интересы Крекшина в славном городе Буэнос-Айрес, похудел, загорел, разучил испанский язык и танец танго, а также обзавёлся супругою, местной красавицей по имени Долорес Гонзалес, после крещения в православие — Дарьей, коя уже успела подарить ему очаровательного сына.

Господин министр был весьма доволен превращением никчёмного оболтуса в успешливого человека, и Крекшину всячески благоволил — благо тот ни с какими деловыми интересами к нему на кривой козе не подкатывал, ждал момента…

Договор скрепили рукопожатием.

Друзья и компаньоны взяли ещё по маленькой, и приступили было к знаменитой палкинской постной каше, когда послышался шум и голоса, и с третьего этажа, со стороны кабинетов, показался ни кто иной, как Мерцлов. По нему было видно, что кляйне ферейн завершился каким-то неподобающим образом.

Он свернул было к лестницам, но потому, похоже, передумал. Нетвёрдой походкой пересёк зал. Подскочившему половому что-то буркнул, и плюхнулся за дальний столик. Появился второй подавальщик, хлопнул скатёркой, тут же возник и графинчик с беленькой. Илья Григорьевич утёр рот салфеткой (наблюдавший за сценой Крекшин с неудовольствием подумал о съеденным в пост поросёнке), живенько всосал в себя первую. Наколотую оливку оставил без внимания.

— Не иначе как напиться решил, — с растущим удовлетворением в голосе заметил Крекшин.

— Продул… Не знаю что, но продул вчистую, — подтвердил Остензон. — А знаешь что? Зови его сюда. Ты же с ним вроде в знакомстве?

— Это он всё подхода ко мне ищет, — Крекшину идея показалась неприятной, но потом он ощутил укол любопытства — очень хотелось знать, где именно проштрафился Мерцлов. — Хорошо, — он щёлкнул пальцами, появился половой, Мерцлов сказал ему пару слов. Тот подобострастно кивнул и растворился в пространстве.

Через пару минут Мерцлов подошёл к столику, где заседали друзья, и плюхнулся на свободное место. По всему было видно, что господин депутат от национал-прогрессистов совершенно уничтожен.

— Эх, Ипполит Мокиевич, миленький! — не дожидаясь расспросов, закозлетонил он. — Вот и я, грешным делом, решился было на коммерческое предприятие… и что же? Полный афронт! Никто, никто даже не пожелал меня услышать! Даже Сумов!

«Ах, вот они, горностаи», — вспомнил Крекшин вешалку. «Значит, это он Сумова вызвал. Небось, договариваться пришлось, подходы искать. А ведь Иосиф Галактионович шутить не любит, и если что — дважды одного человека не слушает», — подумалось ему. «Значит, человек в своём прожекте до крайности дошёл», — ему сделалось даже жалко несчастного Мерцлова, задарма растратившего репутацию на какой-то там идее-фикс.

— А ведь верное дело, само в руки так и прёт! — гнул своё Мерцлов. — Вот она, наша вековечная российская косность! И н-не спорьте со м-мной… — он, не спросясь, ухватил графинчик, и захлебнул очищенной прямо из горла.

— Ведь это з-золотое дно! З-золотое! Я бумаги имею… — взгляд его сфокусировался на Крекшине и даже приобрёл осмысленность. — Вы слышали что-нибудь о масле сенека?

Господин Остензон чуть подался вперёд.

— Горное масло из Пенсильвании?

— Именно, именно! Я вижу, вы человек образованный, — зачастил Илья Григорьевич, — так вот, мне посчастливилось раскопать некоторые детали…

— Ну какие там детали, — Остензон пожал плечами, — мало ль было подобного в любой сакцесс-стори?