Успение Майи - рождество Богородицы

Востоку хорошо известно, что значит Майя. Это одно из основных понятий вишнуизма. Имя этой духовной системы суть видоизмененное название учения арктов и древних русов о Вышене, то есть о Всевышнем. Все сущее подразделяется на мир внешний и мир внутренний, который суть мир нашего «я». Причем это подразделение на внешнее и внутреннее кажется абсолютным тому, кто пребывает в Майе – в Иллюзии. И тем не менее на Вышнем уровне бытия противоположность между «я» и не-«я» отсутствует. Достигший Вышнего может в совершенстве исполнить завет Христа: возлюби ближнего своего как самого себя.

Восточные учителя говорят: Майя – это замутненное состояние сознания. Оно вовлекает в страстную погоню за иллюзорными благами, преходящими наслаждениями. Когда восточный учитель восклицает со смехом: «Майя!» – он этим одним словом желает сказать ученику: «Весь мир греза и соблазн, пустое. Стряхни с лица покрывало мировой Иллюзии. Обратись к Духу!» (Сравним Евангельское: «Не создавайте себе сокровища на земле, где воры подкапывают и крадут, и тля уничтожает. Но создавайте себе сокровище на Небе, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.» – Матфея, 6:19-21.)

Теперь, когда мы вспомнили суть общеарийского понятия Майя, которое сохранил Восток, легко читаются все символы русской былины. Повествование о Тархе и Майе предстает притчей, толкующей об отношениях души («я») и мира. «Я» персонифицировано в образе богатыря. Мир – в образе ослепительной прелестницы.

Душа держит путь на Север, ко Святым Горам. То есть к родовому первоистоку, в сакральном смысле – к Духовной Родине, к Богу.

Но путь этот застит мир, ослепляет он душу преходящими прелестями.

И вот, юная душа «окликает» мир, она желает пить его чашу.

А мир как бы и не слышит живую душу, ему до нее словно и дела нет (он ведь такой огромный, и в нем душа – пока не осознает Вышнюю свою природу – песчинка).

На самом деле это лишь коварный прием: пусть распалятся страсти в душе, пусть замутнится сознание вставшего на путь, и тогда его будет легко с этого пути сбить.

Прием сработал: душа (якобы уже «зрелая» – а на самом деле просто ослепленная гневом) пытается силой выбить из мира преходящие блага. Но силой ничего стоящего не взять: для мира «богатырская» твоя сила – что комариный укус, а вот тебя самого теперь можно брать голыми руками.

Итог: душа оказывается наглухо замкнута в зеркальную коробочку мировой Иллюзии. Там она будет вести нескончаемые «бои с тенью». (То бишь с отражениями собственных страстей.) А это замкнутый круг– коло, тот самый конь Кологрива, вместе с которым душа и угодила в тесное пространство суженного восприятия. (Вспомним христианскую православную формулу: тесный ад.)

То есть в результате душа заключает сакральный брак не с Женихом, не с Богом, к которому она так стремилась, но, увы, – с миром.

Таков смысл притчи. Он изъясняет ряд возрастов души. На первый взгляд кажется, что смысл этот весьма печален. И он бы таким и был, если бы у притчи не было продолжения.

Но продолжение есть. Именно поэтому и совпали – и не случайно – даты обеих праздников: ведического древнеправославного и православного христианского. Ведь русская древнеправославная вера есть прообразующая церковь для веры русской православной христианской.