Успешное покорение мира

В шелестящем, шепчущем, сладко пахнущем полумраке зрительного зала он читал программку. Это был всем спектаклям спектакль, давняя его мечта; пока не подняли занавес, даже эта программка приобрела ореол святости, как предвестница настоящего зрелища. Но когда занавес поплыл вверх, она превратилась в ненужную бумажку, которую Бэзил небрежно уронил на пол.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ. Лужайка в предместье Нью-Йорка.

Зрелище оказалось чересчур ярким и блескучим, чтобы воспринять его целиком; действие развивалось так стремительно, что Бэзил многого не уловил; пусть бы мама по приезде сводила его сюда еще разок… на следующей неделе… завтра…

Прошел час. На сцене теперь происходили очень грустные события; хоть и с юмором, но грустные. Девушка… мужчина. Что разлучало их даже сейчас? Ох уж эти трагические ошибки и недоразумения. Как печально. Неужели нельзя посмотреть друг другу в глаза и все понять?

В вихре света и звука, решимости, ожиданий и неминуемых бед первое действие завершилось.

Он вышел из зала. Поискал Теда Фэя и, кажется, заметил его у плюшевой торцевой стены, но не точно. Купил пачку сигарет, закурил и приготовился насладиться первой затяжкой, но тут загремела музыка, и он опрометью бросился обратно в зал.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ. Вестибюль отеля «Астор».

Она и впрямь была, как пелось в арии, Прекрасной Розой Ночи. Вальс поднял ее над сценой, придал ей нестерпимой красоты и с последними аккордами плавно вернул, как невесомый листок, с небес на землю. Высший свет Нью-Йорка! У кого повернется язык осуждать, если ее закружил этот блеск и она исчезала в спелом утреннем янтаре оконных рам или растворялась в далекой чарующей музыке, когда открывалась и закрывалась дверь бального зала? Хвала сверкающему городу.

Прошло полчаса. Ее истинный возлюбленный подарил ей розы, похожие на нее, а она с презрением швырнула их к его ногам. Смеясь, она повернулась к другому и закружилась в танце — в безумном, неудержимом танце. Стойте! Это нежное сопрано тонких духовых, эта низкая, волнистая нота великолепных струнных. Проникновенный и щемящий, стремительный, как порыв чувства, летящий над сценой мотив снова подхватил ее, как беспомощный листок, покорный ветру:

Роза… Роза… Роза ночи
Расцветает с весенней луной.

Через несколько минут толпа подхватила Бэзила, до странности потрясенного и взволнованного, и вынесла в фойе. Взгляд его тут же упал на почти забытый, претерпевший удивительную метаморфозу призрак мистера Руни.

По правде говоря, мистер Руни явился в несколько разобранном виде. Во-первых, на нем была совсем другая шляпа — куда меньшего размера, нежели та, что днем. Во-вторых, лицо его утратило былую топорность и сделалось безмятежным и нежно-бледным; галстук, а отчасти и рубашка загадочным образом оказались поверх мокрого насквозь пальто. Как мистеру Руни удалось за недолгих четыре часа довести себя до такого состояния — это можно было объяснить разве что освобождением искрометного, вольнолюбивого духа из-под гнета школы для мальчиков. Мистер Руни был рожден для трудов под ясным светом небес и — видимо, полуосознанно — шел навстречу своей неизбежной участи.

— Л-л-ли, — невнятно произнес он, — пора те поумнеть. Я тя н-н-научу, как поумнеть.

Чтобы избежать угрожающей перспективы обучения прямо в фойе, Бэзил неловко сменил тему.

— Не желаете ли посмотреть спектакль? — осведомился он, польстив мистеру Руни предположением, что тот в состоянии смотреть спектакль. — Постановка великолепная.

Мистер Руни снял шляпу, под которой темнел колтун из мокрых волос. На миг у него в мозгу шевельнулось осознание реальности.

— Н-н-нужно ехать в школу, — мрачно и неуверенно выговорил он.

— Но спектакль еще не закончился, — в смятении запротестовал Бэзил. — Мне необходимо досмотреть последний акт.

Покачиваясь, мистер Руни разглядывал Бэзила, смутно понимая, что его судьба теперь в руках этого мальчишки.

— Л-л-ладно, — согласился он. — Возьму че-нибудь пожевать. Я тут рядом.

Сделав крутой разворот, он заковылял вниз и по дуге перебрался в соседнее здание, где находился бар. Бэзил не чуя под собой ног, вернулся в партер.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ. Сад на крыше дома мистера ван Астра. Ночь.

Прошло полчаса. Все должно было закончиться хорошо. Актер-комик превзошел самого себя, он с одинаковой готовностью то плакал, то смеялся, а в тропическом небе занималось ожидание счастья. Еще один пленительно-грустный дуэт — и долгий миг несравненной красоты внезапно завершился.