Лёгкий джаз и тиканье часов. Мне кажется, что по-настоящему сильны не те, кто бежит от такого «давящего», вынужденного молчания и старается придумать горы дел, лишь бы скрасить пустоту. Могущество за другими- кто не боится остаться наедине с собой. Что ни говори, а в конечном итоге у нас больше никого не останется…
Уже в который раз замечаю, что физическая боль после себя оставляет чувство лёгкости. Откуда ни возьмись приходит мудрое спокойствие, которое ничем шумным не хочется заполнять. После очередных пережитых страданий, связанных со здоровьем, осознаёшь, насколько ничтожны переживания по поводу других жизненных ситуаций.
* * *
Однажды, перед днем учителя в магазине цветов я столкнулась со старым папиным товарищем. Когда-то он протягивал маленькой мне конфеты и, словно мальчугана, по-доброму расплываясь в улыбке, похлопывал по плечу. Сейчас он полностью лишён зрения. Это произошло, когда я заканчивала школу. Однако после нашей последней встречи его лицо светилось жизнью. Расплатившись за букеты, мы вышли на улицу, и я спросила, могу ли проводить его.
– В следствие прогрессирующего диабета совсем перестал видеть. Долго жил в полном опустошении. Я не верил в то, что жизнь способна продолжаться. Отказывался от всякой помощи. Близкие предлагали купить собаку- поводыря, но мне было тошно слушать. Замкнулся в себе. Просыпался утром и мечтал о том, чтобы поскорее пришла ночь.
– А кому предназначаются цветы…? Насколько я помню, в Вашей семье нет учителей, – подняла на него глаза я.
– Спустя год, научился жить один, не хотелось обременять родных. А еще позднее меня пригласили выступить в школе для детей, неспособных видеть. Осознав, что на меня рассчитывают и ждут помощи, я решил собраться с силами. С того момента я был во многих специализированных учреждениях. В одном из них встретил её…
– Поразительно. Не останавливайтесь, пожалуйста…
– Да нечего здесь долго рассказывать. Сам еще не могу свыкнуться с мыслью о том, что, прожив жизнь, так и не создав семью, под конец, обрел то, чего не мог и пожелать…Понимаю, что изменился лишь, когда слышу комплименты моей улыбке, которая теперь редко сходит с лица.
– А эта женщина тоже не в состоянии видеть?
– Пожалуй, только после того, как все мы, носящие темные очки, приходим к тому, что рассчитывать больше не на кого, заключение того, что наше поле зрения во много раз увеличилось, особо ярко…– его улыбка стала еще шире.
– Запомни, милая, ты никогда не сможешь
3
Долгожданное воскресенье. В порыве убежать от вечно суетливого (часто без причин) города решаю уехать за его пределы. Встаю с кровати в надежде провести день наедине с бескрайней водой и воздухом над ней, пропитанным свободой и отсутствием обязательств.
Надеваю все самое теплое, сверху длинную ветровку, беру рюкзак с камерой внутри и выхожу из подъезда по жёлтому ковру из листьев клёна.
Забегаю по длинной лестнице в здание Балтийского вокзала, резко замираю, поднимаю голову к высоченному потолку, и чувства начинают переполнять…
Десятки людей вокруг, объявляющий направление поездов громкоговоритель не замолкает не на секунду. Цвета на табло меняются, время становится невозможно догнать. В моменты нахождения на железнодорожных станциях в голове начинают вспышками появляться позывы к действию. Хочется не терять ни минуты, кажется, что непростительно просидеть всю жизнь в душном офисе, перебираясь после на домашний диван. Ноги сами срываются с места и ведут меня к кассе.
«Билет в оба конца, будьте добры. На ближайшую электричку до Сестрорецка».
Счастливая отдаляюсь от ожидающей толпы и направляюсь к платформе. По прошествии десяти минут, издавая звуки, схожие с уставшими, отчаянными вздохами, подъезжает поезд.
Два часа вплотную к видевшему множество самых разных судьбоносных дорог оконному стеклу в поисках отражения собственных мыслей. 120 минут в беззвучном монологе. Бесценно.
И вот уже видна голубая табличка с надписью «г. Сестрорецк». Лишь три ступеньки становятся преградой к ещё не известной мне земле.
Полностью застегиваю куртку и укутываюсь в палантин. Воздух здесь гораздо более свежий, чем в пределах Санкт-Петербурга.
Спрашиваю у пожилой женщины, продающей садовые яблоки на перроне про выход к воде и с направления доброй руки начинаю идти…
* * *
Запах сосен, образовавших небольшой парк перед спуском к так ожидаемому мной месту силы заставляет сердце бешено стучать. От большего количества кислорода кружится голова. Еще немного и цель достигнута.
Я вижу мощные, кричащие волны вдали, и меня уже не остановить.
Выбегаю на берег. Внутри все кричит. Становится очень холодно, и ветер будто пытается «забрать» с собой. Мне трудно дышать, потому что его порывы врываются в глубь лёгких. Глаза слезятся, но среди слез вызванных, преобладают слезы радости…
Финский залив.
—–
Смеркается. Скоро пора уезжать. Делаю последние вдохи морского бриза и, мысленно обнимая все вокруг, медленно разворачиваюсь и бреду на станцию…