Субботним вечером графа Луара Оржельского охватила странная тревога. Подкравшись незаметно, как ладожский туман, она укрыла собой привычные радости жизни. Дорогой чай из северной Индии стал безвкусным, а кожаное кресло с ортопедическим дизайном холодило и упиралось в спину, как неотесанный гранит. Понять источник этого внезапного беспокойства граф не мог, сколько бы ни мерял шагами рабочий кабинет.
Тревога не отпускала его всю ночь, а под утро только усилилась.
Проспав от силы четыре часа, он открыл глаза, когда утренние сумерки ещё сковывали резко похолодевшее небо. Над горизонтом собирались низкие тучи. Воды Ладожского озера волновались, предчувствуя грядущую непогоду. А ведь вчера был тёплый, почти летний день.
Стоя у панорамного окна, занимавшего всю восточную стену огромной спальни, Луар Оржельский смотрел на гаснущие прямо на глазах звёзды и думал о том, что приближается шторм. С тоской он понимал, что запланированный на вечер воскресный семейный ужин не состоится.
Но эта досада не шла ни в какое сравнение с той бурей, что царила в душе графа.
"Уж лучше пусть останутся в Петербурге, чем полетят сюда в такую погоду”, — думал он. — "Не к добру этот шторм. Сердцем чую — быть беде! Но откуда её ждать? Мойрон сейчас в Венгрии, Стевор, Яггар и София — в Петербурге, Палана — здесь. С ними всё в порядке. Луиза — на выставке в Москве. Кажется, у неё роман, но тревога не из-за неё. Может, с Ольгой что-то не так? Нет, причина не в ней. У Шона всё хорошо, даже прекрасно. Эстер всё ещё в Африке с Юджином и Дмитрием, а там неспокойно… Нет, эта тревога никак не связана с ними”, — размышлял он, глядя в окно. — "Ох, жена моя Медея и брат мой Аттей, подскажите, что не так! Над кем навис роковой меч? Что мне делать?”
Погружённый в раздумья, Луар Оржельский накинул на шёлковую пижаму чёрный халат с огненно-красным драконом и сел за туалетный столик. Налив из графина воды в стакан, он выдвинул ящичек, в котором хранились хрустальные фиалы. Граф достал один, добавил десять капель в стакан и отпил несколько глотков. Нервозность слегка отступила.
"Всё-таки, сыворотки Уоррена бесподобны…” — подумал Луар Оржельский, вновь подойдя к окну и глядя на клубящихся в небе серо-синих драконов и змей, успевших пожрать все звёзды.
Мысли графа успокоились, словно бурная река после узких и скалистых порогов достигла просторной долины. Ответ на мучительный вопрос появился в голове сам, удивительно быстро и легко.
Незримая опасность действительно приближалась, похожая на тёмные тучи над озером. Но они минуют дом Оржельских, не задев никого из членов семьи. Тучи идут не на него, а на других людей. Не столь близких, но весьма важных для графа.
“Лакшадвип”.
Граф вздрогнул от внезапного холода осознания, пробежавшего по позвоночнику, и едва не выронил стакан.
Оды, неужели кто-то узнал про его планы?!
Надо действовать и немедленно. И не важно, что это поломает всё, к чему граф готовился несколько месяцев, а перемены серьёзно заденут важных людей.
Нужно срочно связаться с Уорреном.
"Не стоило отправлять его в Мадрид. Зря я свёл его с профессором Сайто. Надо покончить с этим переездом как можно скорее”.
Приняв решение, Луар Оржельский взял телефон и набрал номер. Абонент ответил после третьего гудка.
— Да, ваша светлость... — сонно прозвучал низкий и хриплый голос частного детектива.
— Морган, простите, что разбудил... но я хочу перенести переезд.
— Переезд куда? — пробормотал Филлис. — Чего?! Погодите! Вы говорите о…
— Да, Морган. Именно об этом.
— Но ведь он запланирован на вторник! Ещё ничего не готово! И Уоррен… Он же в Мадриде?
— Всё верно.
— И когда вы хотите?
— Сегодня.
— Что?! Простите, ваша светлость, но это невозможно!
— Возможно, — невозмутимо ответил граф.
Теперь, когда первый шаг был сделан, Луар Оржельский не сомневался в своём решении, а вся нервозность превратилась в твёрдость и уверенность.
— Я поговорю с Уорреном, а вы немедленно вылетайте на Ньюфаундленд и займитесь подготовкой лаборатории к приёму Один-один-четыре.
— Но у меня два незакрытых дела здесь, в Будапеште! Я еле выкроил время на сон и…
— Морган, прошу тебя, — тихо произнёс граф. Этих трёх слов было достаточно, чтобы обезоружить детектива.
Луар Оржельский слышал, как Морган Филлис обречённо вздохнул в трубку.
— Я понял, ваша светлость, — ответил он. — Если вам удастся договориться с Уорреном…
— Это моё дело. Звони своему пилоту.
— Хорошо, я на связи, — сказал Филлис и отключился.
— Прости, Мойрон, но это единственно верное решение, — вздохнул граф.
Одно дело сделано, теперь предстояла задача посложнее.
Луар Оржельский набрал номер. В трубке включился рингтон с ненавистной "Богемской рапсодией”. После строки "угодил в оползень, не сбежать из реальности”, абонент поднял трубку.
— Слушаю, ваша светлость. — прозвучал спокойный и холодный, как лёд, голос доктора Уоррена.
— Простите, что так поздно, доктор... — учтиво начал граф.
— Всё в порядке. Я не спал.
Уоррен говорил с приятным акцентом, то ли французским, то ли немецким, но его картавая “р” звучала мелодичнее, чем в Баварии и мягче, чем в Провансе.