Успеть изменить до рассвета

— Ага, — воскликнул он в запале, — значит, Америка виновата, что мы кусок чужой территории хапнули и на ней военные действия ведем!

— Ты еще многого не знаешь, Алеша, — возразила Кононова с важностью, — а ведь нам соответствующую информацию доводят.

— Ну и что, интересно, вам такое доводят?

Но Варя в ответ вскинула глаза к потолку и покрутила указательным пальцем: типа, и стены имеют уши, не может она в квартире распространяться о том, что ей «доводят».

— Да ты сама два раза в Штатах была! — вскричал молодой человек в сердцах. — И что, похоже, что там какие‑то козни против нас строят?!

— Простые люди — нет, а власти — да. А ты вспомни своего американского друга и что он рассказывал тебе! В каких делах исповедовался!

Намек явно был на рассказ мистера Макнелли о том, что он лично погубил академика Королева и космонавта Гагарина[3].

— Да это ведь вообще было не про американцев! — вскричал он. — Про пришельцев!

— Кто знает, про кого на самом деле? Ведь в итоге убивал их американец.

В конце концов, в политическом том споре они буквально до крика друг на друга унизились, а потом Данилов подумал: «Может, власти так специально хотят — нас всех рассорить, разобщить, даже внутри семей? Чтобы мы никогда единым фронтом не выступали больше. И неужто мы теперь им будем поддаваться?!» Поэтому на разговоры с Варей, имеющие хоть малейший привкус политики, наложил со своей стороны строгое табу.

Вот в итоге и получалось: слишком много запретов (для самого себя), барьеров и ограничений. Не расслабишься.

В то утро Алексей проснулся, когда Варя давно ушла. Улегшись после своего кошмара в гостиной, он слышал сквозь сон, как она варит себе кофе, как шумят струи душа в ванной. Хотел проснуться и позавтракать с ней вместе — но снова засыпал. А под утро ему приснился тот самый сон, который преследовал его несколько последних месяцев и повторялся, с различными вариациями, многажды. Точнее, воспроизводился не сам сон, а то время, где он оказывался, обстановка и атмосфера, окружавшая его там, — события всякий раз оказывались разными. Однако всегда — тревожащими и даже зловещими. И важными. Почему‑то казалось, что они имеют самое непосредственное отношение к сегодняшнему дню, и поэтому кто‑то (или что‑то) хочет через Данилова о чем‑то рассказать, поведать, предупредить. Но о чем рассказать и о чем предупредить?

Вот и сегодняшнее видение — было оно до чрезвычайности реалистичным, и никаких примет сна даже не имело. События развивались ясно, просто, одно за другим, без перескоков и странных превращений. И время текло последовательно, как в действительности. Словом, ничем от реальности не отличался тот сон.

* * *

Он вышел из дома. Из своего дома, не Вариного. Проживал он до переезда к любимой неподалеку от платформы Маленковская, на тихом Рижском проезде. (Сюда он сменял, с доплатой, свою квартиру на улице Металлургической.) Вот и сегодня — да, сон был чрезвычайно реалистический! — он вышел из собственного подъезда в тихий двор. Еще скользнула во сне мысль: «А где Варя? Почему я один? Почему ее рядом нет? Что с ней случилось?»

Время было во сне другое, и он знал его совершенно точно: будущее, 2033 год. Двор производил впечатление чуть ли не вовсе покинутого. Для начала машины, что стояли внутри двора — а все парковочные места до единого оказались заняты, — явно последние пару недель, а то и месяцев, со своих мест не трогались. Все были покрыты пылью, а кое‑где тополиным пухом и упавшими листьями. (В реальности заканчивался ноябрь, а во сне Алексею виделось лето — самый его излет, ближе к осени.) Одна машина, не нашедшая себе места в междворовом проезде, темнела, брошенная на газоне. Она лежала на боку, окна выбиты, и такое складывалось впечатление, что она кому‑то мешала и ее просто, в стиле раз‑два‑взяли, сковырнули и перевернули с проезжей части на газон.

И никаких людей не было вокруг. Не поспешали бабки воспользоваться счастливым пенсионерским часом в ближайшем гастрономе, подростки не неслись в школу (либо из нее), и мамочки не прохаживались с важным видом в сопровождении колясок. Лишь в дальней оконечности двора маячило несколько фигур — если точнее, трое. В черных спортивных курточках и надвинутых на лоб капюшонах, они как‑то покачивались и производили впечатление алкашей, собирающих мелочь на бутылку, а еще точнее, наркоманов — потому что молодыми они были. Молодыми и крепкими. Все трое обернулись и посмотрели в сторону Данилова — и взгляд у всех был нехороший, оценивающий. Так глядят обычно в сторону добычи. Шакалы, к примеру, так смотрят на пасущуюся в стороне косулю. Но в следующий момент, поглядев и оценив — холодком повеяло от их взглядов, — парни все‑таки решили не связываться. То ли слишком далеко Леша от них находился, то ли почему‑то не представил интереса.