Успеть проститься

Пупейко некогда и не о чем было разговаривать со слабоумным, он кинул монетку ему под ноги и, тотчас забыв о нем, побежал по своим делам.

Солнце поднялось над крышами домов, подул ветер, толпа разошлась в разные стороны, кабанью тушу увез грузовик, Митя пошел к Адаму, к его дому.

На дворе у Адама топтался Колпачок. Он ходил по двору и трогал руками все подряд: поливной шланг, плети винограда, тряпку на заборе… Такая у него была страсть: трогать, щупать, что попадалось под руку. Колпачок ухватился пальцами за навесной замок на дверях дома и сказал вслух, но как бы сам себе, не замечая Митю, который для него, как для многих жителей Верхнего Вала, был привычное пустое место:

— Третий день замок… Куда его черти дели?

— Адам помирать поехал, — сказал Митя.

— Что ты говоришь? — вцепился в него Колпачок. — Куда он поехал?

— Помирать… — ответил Митя, стараясь отвязаться от прилипчивых рук Колпачка. Он не любил, когда его трогали руками. — Адам сказал, что поедет к Любе. Это женщина такая есть. Она всех может накормить. Адама она похоронит.

— Как это — похоронит? — завопил Колпачок. — Он мне деньги должен! Деньги! Кто платить будет?

— Я заплачу, — сказал Митя. — У меня есть…

Колпачок разжал пальцы. Он опять забыл о существовании Мити Дикаря.

— Тьфу, — сплюнул он. — Кого я слушаю… Врет Адам! Ну да никуда он от меня не денется.

Он пошел со двора. Митя остался один, не знающий, кто ему нужен, с кем ему поделиться своей тайной. Один он не мог вытащить котел из пещеры: слишком тяжелый он был. Мальчишеские голоса послышались за забором. Митя, улыбаясь, вышел им навстречу. «Они обрадуются и поймут, что я настоящий друг».

Мальчишки в самом деле обрадовались, увидев Митю. Им захотелось опробовать на нем недавно разученный прием тэквондо.

Инесса Павловна, когда к ней в дом пришел Митя, готовилась везти свою собачку на случку. Кобелек той же редкой породы, что и Линда, появился в Шумске совсем недавно. Владела кобельком жена городского мэра. Инессе Павловне надо было подготовиться к визиту — помыть, подстричь, причесать Линду, подумать, какой костюм надеть самой, — поэтому Митя заявился очень не вовремя. Впрочем, и в другое время его приход вызвал бы не меньшее изумление Инессы Павловны. Ей, разумеется, всегда было жалко этого беспризорника, этого несчастного пасынка несчастного Корнея, она недоумевала, почему милиция или иная соответствующая служба не принимает меры, не определяет его в детдом, но тут…

— Зашел в приличный дом как к себе — не позвонив, не постучавшись! Босиком! Зашел и молчит. Что ты молчишь? Ты, может, не ожидал, что тут кто-то есть? Ты, может, украсть чего-нибудь хотел? А ну-ка! Что ты прячешь за спину? Показывай. Мигом, пока я милицию не вызвала!

Митя показал ей пустые ладони. От этого подозрения Инессы Павловны только усилились.

— Это хорошо, что я из ванны услышала… Ну-ка, признавайся, зачем ты пробрался в мой дом?

— Мне… я… Клару… — сделался косноязычен Митя.

— Что?! — возопила Инесса Павловна.

Она хорошенько отчитала Митю, объяснила, что у Клары с такими, как он, ничего общего быть не может, что она приличная девочка, занимается языками и музыкой, и пригрозила, что если он еще будет приставать к ее дочке, то она сдаст его куда следует. Митя ушел, Инесса Павловна вытерла за ним пол влажной шваброй, боясь, что он нанес каких-нибудь насекомых, и душистой водой обрызгала воздух. Посмотрев с веранды на улицу, Инесса Павловна увидела свою дочку, не спешащую возвращаться домой. Она, дрянь такая, стояла посреди улицы на виду у всех рядом с этим немытым ублюдком, найденным в сортире, слушала его и смеялась.

— Клара! — разнесся по Верхнему Валу негодующий возглас Инессы Павловны. — Марш домой немедленно!

К отцу Владимиру в дом Митя зашел, потому что был однажды здесь с Корнеем. Корней приходил тогда договариваться о ремонте заглохшего источника у церкви, и Митя запомнил, как батюшка жаловался на бедность, на нехватку денег.

Отец Владимир и сейчас жаловался на то же самое, кричал кому-то по телефону:

— Нет денег! У меня собственный дом не ремонтирован. Живу в сырости, комары заедают. А новый староста тоже вором оказался. Не знаю, кому и довериться теперь. Народ сам знаешь какой сейчас.

Батюшка кричал в трубку громким голосом потому, что здесь же в комнате шумел пылесос. Пылесосом матушка ловила комаров. Батюшка только что пообедал и собирался прилечь на часок, а комары помешали бы отдыху. На вошедшего Митю закричали в оба голоса. Матушка: «Дверь, дверь, закрой!» — и батюшка: «Дай, дай ему там… Не мешайте мне, уходите!»

Матушка выключила пылесос и на цыпочках, взяв Митю за руку, вышла из комнаты.

— Совсем ни копейки! — продолжал кричать отец Владимир в трубку телефона. — А помощи ниоткуда.

Очутился Митя на улице с куском пирога в одной руке и горстью монет в другой, насыпанных ему матушкой из трехлитровой банки. Пирог он покрошил воробьям, матушкины деньги отдал нищему Цмоку. «Адаму одному расскажу, решил Митя. — Если он не умрет».

* * *