Успеть сказать люблю

И когда по гладкой мягкой коже выпуклого лобка скользнули его пальцы — она капитулировала тут же. Бедра распахнулись, приглашая. Шея запрокинулась назад, предлагая. Грудь прогнулась вверх, дразня. Он принял, взял и вошел. Сначала — пальцами. У нас сегодня по плану — оргазм, малышка. Для первого раза — ручной.

Костя и сам завелся не на шутку, до мокрой спины и каменной эрекции. Ну это же невозможное что-то: упругие груди, на каждое прикосновение к ним — стон, да такой, что в ладонях будто электричество — покалывает. Кто тебя так научил стонать, Анечка — искренне и чтобы мужик рядом с ума сходил? И почему ты такая горячая и гладкая там, где сейчас мои пальцы? Там же все тоже ровно под мои пальцы — каждая складка, каждая выемка и каждый изгиб плоти. Языком бы попробовать, но не сегодня. Сегодня ты мое терпение вычерпала до дня.

Кончила Аня красиво и бурно — Костя залюбовался. Даже о себе на пару секунд забыл, нырнул пальцами внутрь, в тесноту и влажность, чтобы почувствовать, как ритмично смыкается вокруг пальцев горячая женская плоть. И, уткнувшись носом в женскую шею, слушать пульс, шумное дыхание, впитывать дрожь.

Слушай, как ты с такой чувствительность, с таким темпераментом и такой отзывчивостью на ласку в девственницах засиделось, а? Чудо. Не иначе как специально для Кости подарок.

И пора эти подарком воспользоваться.

Заминка с презервативом сегодня была особенно досадной — просто смертельно хотелось заменить пальцы чем-то более существенным. И вот, наконец-то… И все так же узко. Сладко узко.

Костя рыкнул от удовольствия. С Аней он превращается в животное — то рычит, то урчит. Анюта же под ним притихла.

— Больно? — запоздало спросил он шепотом.

— Нет, — так же шепотом ответила она. Провела ступней по его бедру. — Приятно. Очень. Костя, скажи…

— Что? — разговаривать вообще-то не хотелось, но пока еще получается.

— А это всегда будет… так?

— Как?

— Прекрасно.

Костя даже приподнялся повыше, чтобы заглянуть в глаза. И в самом деле прекрасно — когда у женщины под тобой такой затуманенный от пережитого наслаждения взгляд. Впору гордиться собой, если бы не эгоистичные потребности собственного тела. Но кое на что осмысленное Константин еще способен.

— Мы будем прилагать к этому все возможные усилия, — потерся своим носом о ее, памятуя, что ей нравится этот жест. — Правда же?

— Правда, — улыбнулась Аня. И тут же без предупреждения вломила: — А с другими так же… будет?

Мужчину в состоянии крайнего возбуждения трудно отвлечь на что-то иное. Но Анечке удалось. Костя уставился на нее ошарашено.

— Ой, — она даже рот зажала. — Я не то… Я не…

— Не самый подходящий момент, чтобы говорить о каких-то других, — то, что урчало в груди, теперь вдруг зарычало, и грозно.

— Прости, пожалуйста! — она привычным движением погладила его по затылку. — Прости, я не подумала и…

Прелестно. То она его утешает, то извиняется. И все это в постели, нагишом, под ним и когда он в ней. Давно вы не удивлялись в постели, Константин Семенович. Накопилось за вами. И вот — получите. Все сразу и в одной девушке.

— Ко-о-ость… — теперь она потерлась своим носом о его. — Не сердись, пожалуйста. Я не хотела тебя обидеть. Я просто еще не вполне… и… Ну пожалуйста…

И прижалась совсем плотно, выгнувшись, и притянула — щекой к щеке. Извиняться Анечка умеет так, что он и забыл тут же, что за повод был. Дурацкий повод, так-то. И разговор этот дурацкий, и надо его заканчивать. Поэтому, пресекая остальные извинения, рот ей Костя заткнул, и бедрами двинул. А про себя решил, что никаких других не будет. В ближайшую пару месяцев точно. Ишь чего удумала.

* * *

— Откуда у тебя этот шрам? — его ладонь скользит по животу, задевает самыми кончиками изгиб венериного холма и ложится на бедро. Анины пальцы двинулись в попытке нащупать простынь и прикрыться. Но справилась с собой. Вот и умничка. Сегодня у нас урок обнаженного тела. Твое — такое красивое, что прятать его грех. Мое… ну, многим тоже нравится. Но Аня пока все-таки отводила взгляд. Ну хоть торс ей нравится — и то хлеб. Остальное может потом, со временем, тоже распробует. — Ау, Анют, ты спишь? Откуда шрам, спрашиваю. На ожог похоже, нет?

— Нет, — она улыбнулась. Смущение во взгляде все еще читалось. Ей явно было не слишком комфортно разговаривать обнаженными, лежа вот так рядом в постели после секса. Но она не сдавалась, держалась, старалась. — Это от колючей проволоки.

Теперь уже Косте внезапно захотелось прикрыться. Но вместо этого он перегнулся, рассматривая шрам на бедре внимательнее. А потом поднял взгляд.

— Это как?

— Кто-то неуклюжий просто, — она все еще пыталась улыбаться, но легкость и игривость неуловимо утекали из разговора.

— Где ты нашла-то колючую проволоку?

— На разминировании.