Успокой моё сердце (СИ)

- Джером? - мужчина приседает, стремясь поймать взгляд сына. Зовет его тихим и нежным голосом.

Взволнованно глядя на малыша, не сразу подмечаю немой ответ. Изгибаясь, едва розоватые губки произносят уже знакомое слово. По слогам.

«Ма-ма».

Мама…

- Мама?

Эдвард настораживается, хмурясь. Джером кивает.

- Пло-хая, - проговаривает, съежившись. Вздергивает голову, заглядывая внутрь моих глаз быстро наполняющимися новыми слезами «драгоценными камушками». Надеется, что повторять заново не придется.

Плохая – я? Или Ирина? Эдвард поговорил с ним о ней, обо мне?

Черт!

- Солнышко, я буду хорошей, - обещаю, пожимая бледные ладошки, - если я тебя обидела, прости, пожалуйста.

Малахиты распахиваются сильнее прежнего. Со свистом втянув воздух, мальчик прижимается ко мне, целуя, как и папу утром, в щеки.

- Моя… - шепчет и гладит по коже, - моя…

- Хорошо, - не могу скрыть некоторого успокоения, что поселяется внутри при обнаружении, что прежнее слово предназначено не мне, - хорошо, мой маленький. Я твоя. Полностью твоя. Не бойся.

«Мама», «нет».

- Не мама, нет, Белла, - соглашаюсь с немой фразой, целуя его, - я твоя Белла. И я тебя люблю.

По-прежнему подрагивая, мальчик устало кивает, устраиваясь на моем плече. Продолжает плакать, но уже гораздо тише. Слезы кончаются.

Глажу детскую спинку, смотря на Каллена-старшего, по-прежнему сидящего на полу. Беспомощность явно прорезается на выбеленном лице. Происходящим он напуган ничуть не меньше маленького ангела.

Разговор был несвоевременным. Я оказалась права.

Одними губами зову его подойти ближе. Не хочу видеть там.

Сначала Эдвард отказывается, но затем, устав сдерживаться, дает свое согласие, поднимаясь с пола.

Нагибается к белокурым волосам сына, оказываясь рядом с нами, зарывается в них.

- Прости, мой маленький, - раскаявшись, шепчет он, готовый в любой момент отойти, если Джером не примет извинений, - мамы больше здесь не будет. Я тебе обещаю.

Выждав не более десяти секунд, Джером, тихонько всхлипнув, высвобождает одну из рук, обвивая ею папу. Прижимается к нам обоим.

Верит.

…К вечеру у Джерри поднимается температура. Горячая, почти обжигающая детская кожа сводит с ума нас с Эдвардом обоих. Дрожа и хмурясь, белокурое создание лежит посередине кровати, укрытое двумя, как после побега, одеялами, не отпуская ни меня, ни папу, от себя ни на шаг. Изредка малыш что-то едва слышно бормочет, крепче стискивая мою руку. Действие таблетки, принесенной Джаспером, начинается на десять минут позже заявленного времени, и лишь тогда, когда мальчик засыпает, у Эдварда появляется возможность позвонить Флинну.

- Через час, - сообщает он, вернувшись в комнату и откладывая телефон на тумбочку, - пока он все равно спит.

- Мне кажется, здесь нет ничего серьезного, - негромко говорю, с нежностью глядя на маленького ангела, - он просто перенервничал.

- Наверное… - мужчина закрывает глаза, укладываясь на кровати и прижимаясь губами ко лбу сына. Шепчет что-то настолько тихое, что уловить не предоставляется никакой возможности.

Похоже, верит настолько же, насколько я сама, не смотря на все уверения.

- Покажешь Флинну свои руки, - напоминаю я, взглянув на белые повязки.

Эдвард горько усмехается.

- С ними все в порядке, - как и демонстрировал Джерри утром, Эдвард сжимает и разжимает кулаки, наглядно подтверждая для меня свои слова.

Забывает лишь об одном: мне не пять. И я видела их прошлой ночью.

- Они будут в порядке, если покажешь, - исправляю я.

Мужчина даже не утруждается кивнуть. Вздыхает.

Что-то мягкое и шершавое касается моих пальцев, обвивает их, некрепко удерживая в кольце собственных.

Взглянув в нужном направлении, понимаю, в чем дело.

- Все хорошо, - заверяю, выдавливая улыбку и ответно пожимая ладонь моего похитителя, - он поспит и все пройдет.

- Не пройдет.

- Эдвард, - второй, свободной рукой провожу по его плечу, скрытому за синей материей рубашки. Дожидаюсь, пока усталые малахиты предстанут на обозрение, впустят внутрь себя. И лишь тогда произношу:

- Не бойся.

- Легко сказать… - он медлит, выдерживая недолгую паузу. Не отпускает моей руки, сжимает даже сильнее прежнего. Решается что-то произнести.

Мне ли не знать, как сильно он переживает, едва Джерому хоть немного, хоть чуть-чуть, становится плохо.

- Я тоже хочу заснуть, - наконец, негромко признается Эдвард, опуская глаза на простыни.

- Ты можешь поспать, конечно, тем более…

- Заснуть и проснуться на… Аляске, - перебивая меня и горько усмехнувшись, мой похититель зажмуривается. Две ровные, глубокие морщины прорезаются на коже лба, - где-нибудь посереди леса, в доме с двумя спальнями и большой кедровой дверью… и чтобы, - он глубоко вздыхает, облизывая губы, - Джером был там, спал в своей кроватке со стеганым разноцветным одеялом… - останавливается, громко прочищает горло. Моргает чаще нужного. Длинные бронзовые ресницы словно кого-то прогоняют.

- Ты хотел бы жить на Аляске? – участливо спрашиваю я, разглядывая другие, мелкие морщинки, собирающиеся у его глаз.

- Мне все равно, где жить. Я только хочу, чтобы все это… закончилось.