- Я не хочу, чтобы он подумал, будто мне это… нравится, - бормочу, стиснув зубы. Первые крохотные капельки уже на щеке.
- Никто никогда так не подумает, - убеждает Джаспер.
- Я же замужем… - демонстрирую ему левую руку, по привычке ища там кольцо. Но его уже давным-давно нет на безымянном пальце. Спасибо Черному Ворону.
- У тебя не было выбора.
- Я сама пошла за ним…
- Только потому, что была вынуждена.
Его ответы спокойные, уверенные, понятные. Сама не знаю, зачем пытаюсь найти то, на что он не сможет сказать подобной фразы, но сомневаюсь, что оно в принципе существует.
Если бы Эдвард был как Хейл… если бы я имела хотя бы семьдесят процентов веры в то, что будет та же реакция…
Одно дело говорить с Джаспером - телохранителем, другом (надеюсь на это), а совершенно другое с тем, чей отказ, чье ответное слово может убить внутри все, что было. Послужить чем-то вроде контрольного выстрела в голову. Я верю ему во всем, что касается настоящего и будущего. Во всем, что связано с Джеромом. Но с прошлым ещё придется повозиться… оно слишком грязное, дабы быть уверенной, что кто-то добровольно решится в эту грязь по горло войти.
А может, я зря боюсь?..
- У меня самая жалкая из всех его историй, - с трудом подавив всхлип, шепчу мужчине.
- И одна из самых жестоких, - дополняет он.
Я пожимаю плечами, не зная, что сказать:
- Я не знаю никаких других. Он не говорил о них слова.
- А знаешь, сколько их было?
Качаю головой.
- Пятеро.
Вот как. А ему всего тридцать четыре года.
Судорожно вздыхаю, прикладывая ладонь к лицу. В груди больно щемит, а в горле скребут кошки. Но я хочу послушать. Если уже начала, отступать поздно. Будет больнее потом…
- Двоих, Белла, он убил. Похоже, в одной из игр.
Мурашки размером с кулак пробегают по коже сносящим все на своем пути табуном. Убил?..
- Если я расскажу тебе одну историю, пообещаешь попробовать поговорить с Эдвардом? Поверь мне, ситуация той девушки была куда сложнее твоей, но ей удалось выбраться. И тебе, несомненно, удастся, Изабелла.
Не знаю, куда деться от внимательного взгляда Хейла. Слева, справа, сверху – он повсюду!
Попробовать? А цена? А если цена будет выше, чем я смогу себе позволить?
Куда уж хуже?.. Безысходнее?..
Наверное, Джаспер прав, это внушение. Глупое внушение от Кашалота. В собственной безнадежности, ненужности и грязи. В принадлежности тому, кто из грязи вывел и от смерти спас.
Неужели сменить это убеждение на «ценю и дорожу» Каллена не получится? Я ведь люблю этого человека…
- Я попытаюсь, - прикусив губу чуть ли не до крови, произношу, сморгнув новую порцию слез, - когда-нибудь.
- Хорошо, - мужчина добродушно улыбается, вздыхая. Меняет ногу, поправляя края своего пиджака на кресле, - это верное решение.
Кивнуть - все, на что я сейчас способна.
- Элис занимала твое место на протяжении восьми лет, Белла.
После первой же фразы мои глаза распахиваются, а тело передергивает. Восьми?!
- И удерживал её вовсе не брак, который можно расторгнуть, - Джаспер напрягается. Гнев, не вымещенный на заслужено виноватого, выступает на его лице красными пятнами, - даже не чертов гипноз, который он ко всем вам применял…
У меня нет версий. Все, что были, Хейл только что отмел. Поворачиваюсь к нему, находя силы смотреть прямо, не таясь, на лицо главы охраны. Он разговаривает со мной, и меньшее, что я могу - показать, что слушаю.
- Элис была его родной племянницей. После смерти её родителей он стал единственным законным опекуном и поспешил из глубокой скорби по рано ушедшему брату, разумеется, вступить в новый статус. Ей было тринадцать лет.
Я слышу скрежет зубов. Я вижу, как внутри непоколебимого Джаспера пульсирует ненависть. Жуткая. Испепеляющая.
- Он… она с самого начала… они?.. – мое дыхание куда-то пропадает, а слезы застывают, не скатываясь вниз. Ужас, пронзивший душу, непередаваем.
Ребенок… совсем ребенок!..
- Да, именно так, - глава охраны сглатывает, делая глубокий, ровный вдох, - с этого возраста и до дня нашего знакомства она исполняла твою функцию.
- Господи!.. – одновременно с осознанием услышанного, с его принятием, негативные эмоции к Сероглазой пропадают. Не удивляет ни её вид, ни слова, ни движения… с тринадцати лет. Боже мой, с детства! Я не имею права, ни имею никакого, даже самого малого разрешения, чувствовать к ней что-то, кроме сочувствия и сострадания. Мне было семнадцать. Я была идиоткой, сбежавшей из дома по собственной прихоти. Я сама все решила.
А за неё решил он.
И это объясняет все – поведение, взгляды, манеру разговаривать… не каждый сможет продержаться после такого и продолжить жить в принципе.
Вот так и открывается страшная правда.
- И что же Белла, отвращение? – с долей безумства во взгляде спрашивает Хейл, - что я там должен был почувствовать?
- Нет, ни в коем случае, - повторяю его недавние слова, мотая головой, - прости, пожалуйста, я не знала…
- Я уверен, тебе тоже пришлось нелегко, - после почти минуты сдержанного молчания, говорит мужчина, - поверь мне, эти рассказы никого не заставят отвернуться от тебя. Если Эдвард будет знать все до конца, он сможет помочь тебе избавиться от этой дряни.