Джеймс обогрел меня, и я поверила ему как единственному человеку, который обо мне заботится.
Маркус поцеловал и пообещал полмира за согласие остаться на его вилле – и мне показалось, что я ему не безразлична.
А Эдвард…
Со встречи и до рокового дня с побегом Джерома этот мужчина не вызывал во мне ничего положительного. Яростный, неукротимый, жестокий и безжалостный, деспот даже по отношению к собственному сыну! А на самом деле…
Этот человек дал мне то, что не мог, не был в состоянии дать никто прежде. Он дал мне право быть собой. Такой, какая есть, без приукрашенной истории, без притворств в поведении. Он выслушал меня и убедил, что все, что он говорил прежде – правда. Отвращения не было. Не было и грубости. Не было ничего, что заставило бы меня в нем усомниться.
Он сдержал свое слово и окончательно уверил, что ничего, связанного со мной, даже через сто лет не заставит его отвернуться.
Это – лучшее, что я в принципе могла получить. Не считая, конечно, бесценных сокровищ, подаренных им же - малахитов. Малахитов, куда более драгоценных и куда более прекрасных, чем любые признанные ювелирами камни – без сомнения.
А мелочи? Такие, казалось бы, невзрачные, незаметные?
Эдвард не мог знать, что я люблю клубнику и предпочитаю сиреневый цвет (откуда же?!), но, тем не менее, именно эти вещи присутствовали на солнечном острове и присутствуют сейчас. Думаю, не сложно догадаться, какого цвета моя блузка и что всего пару часов назад мы с малышом ели на десерт. Он необычайно догадливый.
Я, улыбнувшись сама себе, придвигаюсь ближе к мужчине, собираясь, как и Джерри, занять свою законную половину любимого тела. Но под руку почему-то попадаются лишь подушки.
Удивленно приоткрыв один глаз, пытаюсь понять, где верное направление. Похоже, я двигаюсь совершенно не в ту сторону.
Однако в тусклом лунном свете, который маленьким лучиком падает на кровать, серебрятся лишь волосы Джерома. Он спит с краю, возле самой тумбочки, свернувшись клубочком вокруг большой подушки. Судя по мерному дыханию и тельцу, заботливо укрытому, точно как перед самым сном, одеялом, ничто его не тревожило. За сегодня, поиграв в «угадайку рисунков» с Эдвардом, он, истратив все вдохновение, прилично устал. С засыпанием не было ни единой проблемы – маленькие глазки закрылись за мгновенье.
Но в кровать мы ложились втроем. А теперь нас двое.
Такой поворот событий мне совсем не нравится. Панически боюсь – ужас просыпается куда быстрее сознания – увидеть что-то вроде белого конверта на тумбочке или СМС в телефоне, а может и вовсе послание от Джаспера, что Каллен уехал.
Стоп - нет.
Куда ему ехать? Зачем? Он обещал остаться. Я помню. А обещания он держит…
Я успокоено выдыхаю, поборов панику. В ней нет необходимости.
Вместо этого просто оглядываю комнату. Номер небольшой, прятаться особенно негде, а потому вполне очевидно, что, заметив Эдварда, я полностью успокоюсь. В конце концов, что мешало ему пойти в ванную? Это предположение вполне логично.
Но в маленькой комнатке у левой стены света нет. Полоска под дверью такая же темная, как и все вокруг. Зато кресла возле неё, придвинутые ближе к шторам – о чудо, малость отдернутым, да так, что свет падает прямо на кровать, на Джерри – явно не пустуют. Темный силуэт, притаившись у самой стеклянной поверхности, занимает правое из них. Беловатые блики от его кожи подтверждают мое предположение лучше всего иного.
Вопрос лишь в том, к чему ночное любование пейзажем?
- Эдвард? – тихонько окликаю его, повернувшись к окну.
Тишина почти сразу же оживает бархатным баритоном:
- Спи.
Чего и следовало ожидать, впрочем.
- Без тебя холодно, - недовольно бормочу, подтянув повыше край одеяла, - что ты там делаешь?
Звук, похожий на шипение, разносится по номеру в ответ моему вопросу.
- Потерпи.
Мотнув головой, как упрямый ребенок, я тяжело вздыхаю. Пытаюсь послушаться, зарывшись лицом в подушку. Жду. Жду минуту, жду две… но сна как нет, так и не было. Я привыкла засыпать рядом с ним. К тому же, какое-то непонятное, малоприятное чувство, комком свернувшись внутри, заставляет насторожиться. В конце концов, сидеть посередине ночи в кресле причин может быть не много.
А потому ничего иного, как подняться самой, откинув, к возмущению тут же задрожавшего тела, теплое одеяло, мне не остается.
Номер совсем маленький, и больше четырех шагов, чтобы достигнуть своей цели, не требуется.
Но на третьем, уже совсем рядом с креслом, под ноги попадается какая-то ткань. С трудом узнаю в ней пижамные штаны, традиционно ставшие ночной одеждой мистера Каллена. Неприятное ощущение нарастает…
- Что случилось?
Но отвечать ему не обязательно. Я сама нахожу ответ куда быстрее, чем он в состоянии произнести.
Что-то белое, соскользнув с подлокотника, укладывается возле его бедра. И тут же, привлекая мое внимание к тому, что действительно важно, демонстрирует бледную, малость подрагивающую правую ногу. По сравнению со всей темнотой вокруг и даже по сравнению с тем, что её прикрывает – чем-то светлым – она слишком белая. Прямо-таки рябит в глазах, выделяясь, как огни новогодней елки.
Приступ?..