Успокоительное для грешника

— Мой тесть о нем высокого мнения, а отца моей Ребекки нелегко провести. Аструх пользуется высокой репутацией в своей общине.

— Ты прекрасно знаешь, он не первый, чьи наружные добродетели и высокая репутация скрывают глубины зла, — сказал Марти, старательно произнося каждое слово.

— Может, и так. Ты не обязан доверять ему, — сказал Николау. — Я только прошу не сообщать другим эти твои мысли. Этот слух тут же разойдется по всему городу. А я искренне полагаю, что ты ошибаешься в Аструхе.

Марти, не отвечая, поднял свою чашу с вином и уставился в нее.

— Уже говорил, да? — сказал в раздражении Николау. — Говорил об этом с каждым встречным, не только со мной. Иногда ты бываешь сущим глупцом. Задумываешься ты, хоть на секунду, перед тем как что-то сказать?

— Боюсь, нечасто, — ответил Марти, виновато улыбаясь.

Во второй половине того жаркого дня таверна Родриге начала затихать. Мальчик-слуга собирал тарелки и чаши, большинство посетителей допили вино и жаловались друг другу на свою работу, налоги и дороговизну. Матушка Родриге ходила с кувшином по залу, подливая вина самым заядлым пьяницам. Родриге окинул зал наметанным взглядом и скрылся, предоставив жене заниматься засидевшимися посетителями.

Баптиста сидел один, уставясь в чашу с вином. Время от времени поднимал голову, прислушивался к жалующимся посетителям, а потом снова принимался смотреть в чашу.

Проходя по залу, жена Родриге остановилась у столика Баптисты.

— Чего ты там ищешь? — спросила она.

— Ответов, — признался Баптиста. — Признаюсь, я все больше и больше недоумеваю.

— Из-за чего?

— Послушай, Ана, моя умная красавица. Если ты войдешь в кухню, готовясь стряпать вкусное блюдо из бычьих хвостов, и увидишь, что на плите тушится баранья шея, ты не удивишься?

— Я бы задумалась, кто из этих ленивых олухов заходил в кухню, — ответила она. — Да, удивлюсь.

— Так вот, любовь моя, — негромко сказал Баптиста, — в моей кухне кто-то повозился. Я бы хотел знать, кто.

— Никаких ответов не нашел?

— Пока что нет, — ответил он. — Только возникло еще несколько вопросов.

— О чем? — спросила она и села напротив него, чем вызвала переполох среди своих посетителей. — Помимо бычьих хвостов и бараньей шеи.

— О покойнике возле собора.

— О том, которого убил священный Грааль? Считается, что случилось именно это.

Баптиста покачал головой.

— Грааль не может убить человека таким образом.

— А кто ты такой, — спросила Ана с прежней грубостью, — чтобы знать, может или нет? Священник?

— Кто, я? — ответил Баптиста. — Похож я на священника?

Она откинулась назад и оценивающе оглядела его.

— Не все священники выглядят одинаково, — сказала она и засмеялась. — Я повидала здесь многих священников.

— Скажем так, что, не будучи священником, я знаю, что если он держал чашу в руках, она бы его не убила. И я знаю, что в руках он ее не держал.

— Откуда знаешь?

— Я обычный человек, сеньора, но смогу распознать разницу между морковью и гранатом, хотя они оба красные, — Баптиста доверительно подался вперед. — Тут просто здравый смысл. Что мог делать этот человек с таким священным сосудом?

— Тогда чего ты беспокоишься?

— Беспокоюсь? — спросил он. — Да, пожалуй.

Он пристально посмотрел ей в лицо и положил ладонь на ее руку, словно удерживая ее.

— Ана, ты странная женщина.

— Не более странная, чем большинство, — ответила она, не убирая руки.

— Откуда у меня такое сильное желание сказать тебе, в чем дело — что меня беспокоит? Помогла бы ты мне, если б я попросил?

— Наверное, — ответила Ана. Задумалась на несколько секунд. — Да, помогла бы.

Баптиста встал и поманил ее.

— Хочу показать тебе кое-что — пошли ко мне в спальню.

— Оно там? — саркастически спросила она. — Интересно, что это может быть?

— Господи, Ана, я совершенно серьезно.

— Если я оставлю этот сброд больше, чем на минуту, они меня дочиста ограбят, — сказала жена Родриге.

— Клянусь, это не займет больше минуты, — сказал Баптиста.

Глава восьмая

Среда, 4 июня

Следующее утро выдалось солнечным, ясным, с редкими высокими облачками, лениво плывущими по небу. К тому времени, когда колокола собора зазвонили к заутрене, тучки исчезли и солнце слепило глаза. Едва Исаак и Юсуф вошли в еврейский квартал, возвращаясь из дворца епископа, их остановил молодой человек, немногим старше тринадцатилетнего Юсуфа.

— Сеньор Исаак, — сказал он, тяжело дыша, — я разыскивал вас. Прошу, будьте добры, пойдемте к моему хозяину. Боюсь, он болен, очень болен.

— Это юный Ави, так ведь? — спросил Исаак. — Который служит Шальтиелю?

— И набирается у его ног великой мудрости, сеньор Исаак.

— Конечно же, мы придем. Немедленно.

Исаак направился к дому философа, известного в еврейском квартале и на много миль за его пределами своей великой ученостью и пониманием тайн Каббалы. Он ускорил шаг.

— Юсуф может сбегать домой за моими скромными лекарствами, которые, возможно, потребуются твоему хозяину.

— Бегу, господин, — сказал Юсуф.

Исаак несколько удивился, когда мальчик повел его не в спальню философа, а в кабинет.

— Сеньор Исаак, — сказал Шальтисль. — Благодарю, что пришли навестить меня.