Устами Буниных. Том 2. 1920-1953

Ночь. Опять третий час, и опять не сплю. […] Сегодня были у З. Н. [Гиппиус. — М. Г.] К счастью, а deux с ней была недолго, потому никаких неприятных сплетен не слыхала. […] Борис [Зайцев. — М. Г.] дважды оборвал Зин. Ник. Он это умеет, но все же это его взволновало.

1 августа.

[…] Уехал Зайцев. Немного грустно. […] В Зайцеве есть светлость, понимание чего-то нужного, чувство правильности своего пути — это великое счастье. Религиозность — его опора и защита некая от собственной плоти. […] Ему здесь было «хорошо, как дома». Конечно, наш «Монастырь муз» ему подходит, есть и устав, есть и удовольствия, и правильный образ жизни, и возможность писать спокойно, и полная душевная свобода.

Прочла «Афон» в книге, прочла о нем рецензию и нахожу, что никто по-настоящему не оценил эту редкую книгу. […]

2 августа.

Очень беспокоит Ян — тих, кроток, подавлен. Устал, беспокоит сердце. Он не может работать, отчего очень страдает и, как всегда, ему кажется, что хуже с ним не бывало. […]

Денег осталось совсем на донышке. Если завтра не пришлют чехи — дело плохо. […]

5 августа.

[…] Ездили в Торан к Мережковским. Они живут в замке, существующем с 1525 года. Комнаты с толстыми стенами, амбразуры окон величиной с комнату в новых домах. Воздух там живительный, мы прямо отдохнули от жары.

29 августа.

[…] Ян чувствует себя плохо. Встал и опять лег спать. Он оставил на несколько дней «Арсеньева» и начал о Толстом для «Посл. Н[овостей]».

3 сентября.

На днях у нас был Белич. Первое впечатление — русский молодой профессор, но приглядевшись, видишь, что он постарше, а главное — энергия и темперамент у него не русские, а если и бывает такая энергия у русских, то редко у профессоров, а скорее у инженеров. Русских он знает, но писателей — мало. Главная его забота и интерес — журнал и книгоиздательство. Съезд⁷ его мало интересует, хотя он и будет его открывать.

Он долго и подробно рассказывал о том, что сербы сделали для русских: 1) не дали умереть с голоду, 2) поставили на ноги, 3) открыли школы, теперь хотят основать журнал, устроить книгоиздательство. Деньги есть. Белич хочет, чтобы журнал был самым лучшим, самым интересным. Наметил редакторов: Мережковского, Бунина и Струве, который будет жить в Белграде и фактически и технически руководить журналом. Ян отказался от редакторства: и некогда, и, по его мнению, втроем это делать невозможно, да и взгляды литературные диаметрально противоположные. Уж лучше пусть будет редактором один Струве. Потом обсуждался вопрос о том, пойдут ли к Струве писатели. Ян думает, что пойдут, если не будет политики. Белич говорит, что статьи будут только литературные и научно-культурного типа.

В Сербии два течения: одни желают, чтобы русские ассимилировались, а другие, наоборот, хотят, чтобы русские остались русскими и друзьями сербов. По-видимому, это течение берет верх.

Мы дали ему стихи Ходасевича. Ян спрашивал, нельзя ли устроить ему субсидию. Оказывается, субсидии не зависят от Державной комиссии, где Белич председательствует. Стихи Ходасевича не понравились: — «в нем есть двойственность». […]

8 сентября.

Виделись с Тэффи и Тикстоном. Впечатление, что им скучно друг с другом, хотя связь их крепкая. […] Свели их с Беличем. Но у меня чувство, что Тэффи осталась недовольна. […]

Вчера зашли к Мережковским. […] В Белград они едут. Возмущены, что редактор Струве. «Я не буду с ним работать», заявляет З. Н.: […] «Я напишу статью против самодержавия, вот он и уйдет». Значит, ясно — Мережковские едут в Белград, чтобы вырвать у Струве воображаемую власть, а если не удастся, то будут стараться, чтобы Струве отказался работать с ними. Они думают, что журнал будет в их руках, т. к. Ян занят «Арсеньевым», связан с «Совр. Записками», то он не опасен им. Алданов вряд ли станет принимать близкое участие там, Куприн — рамоли, Шмелев — болен, Зайцев — не опасен. Словом, им мерещится из этого журнала сделать «Новый дом». […]

Серов нашел, что у Яна ослаблено сердце, что и раздражительность от этого, а не от печени. Спрашивал, не заботит ли его что. Он сказал, что как не заживающая рана, его гнетет мысль о работе. Совет: на время постараться забыть. […]

19 сент.

[…] Ян совершенно с ума сошел насчет сердца, нервничает, не спит, днем не ест. Был у Серова, теперь хочет к Маану. Боюсь, что и Маан его не успокоит. Ему нужен доктор вроде Альтшулера.

Мережковские едут в Сербию. Им прислали 10000 фр. будто бы за пьесу. З. Н. сшила новое, слава Богу, черное платье. Дм. С. возбужден. […]

Ходасевич попросил у меня ту статью Гиппиус, где она писала об Яне, как о большом писателе, о большой личности и издевалась над критиками, которые называют его описателем. О себе Ходасевич говорит, что он очень доверчив, что Мережковским он верил и что они «ужасно с ним поступили». […]

8 окт.

Письмо Мережк[овского]: