Читаем Устами младенца. Соцгород – 2 полностью

Но Феликс каждую ночь упрямо был рядом, возле, на Пульхерии, внутри Пульхерии. Это была его вторая жизнь…Уйди! Уйди!

Уйди! И останься!


6.

Соцгород недвижим, но время в нём пульсирует. Оно не убывает, а прибывает. Нарастает, увеличивается. Малыши выросли. Венедикт, Антон и Костя. Такие взрослые, что отпускать пора. Но Соцгород – это то, что в груди, его не вырвешь, не потеряешь. Если честно, последнее время все боятся чипирования, вот пустили такую сплетню, что с вакциной всех прочипируют. Что можно будет коснуться плечом и тут же волны пойдут в занебесье. И вай-фай можно настраивать через чипы. Такая чушь! Хорошо, что в Соцгороде никто этому не верит. Как и в то, что Пульхерия могла кому-то повредить – особенно человеку, написавшему пьесу. В Соцгороде вообще люди верят только в добро. А пьеса называется «Сеяния», якобы ни один театр не принимал этого автора, и главный режиссёр указал на дверь. Но причём тут Пульхерия? Она не читала, не ходила, режиссера в глаза не видела, никакого звука не издавала, вообще рот не открывала в эту сторону. И режиссер не мог сказать, что «ну, зачем вы мучаете эту Пульхерию? Она намного вас слабее, неотёсанне, она же деревенщина, пахабщина, бескультурщина, что там у неё? Куча красивостей, неожиданных эпитетов, ну пристрастилась писать свои вирши, научилась, наблатыкалась. А вы, вы же выше, умнее, достойнее. Чего вы к Пульхерии привязались? Отстаньте от бедняжки. Она же по всей Москве бегает и жалуется, как вы её достали…и ещё сусальное золото, люстра, купол, люди, как гусеницы, я стояла, я зареванная, я шептала…»

Разве можно беды, что случились с почти посторонним человеком, сваливать на Пульхерию? Драматургия, трагедия, комедия! Конечно, похвально, что в глазах кого-то Пульхерия представляла угрозу. Значит, можно именем Пульхерии пугать всякую нечисть. Можно руководить ураганом, торнадо, смерчами, пожарами, погромами, войнами, лодками, поездами, правительством! Это ли не хорошее начало? Но, нет, это не так, это вранье и оговоры. Если бы Пульхерия могла чем-то управлять, так в первую очередь она бы возродила Соцгород, с его башнями, колокольнями, сталинками, с площадями, с окраинами, она бы помогла всем немощным, всем сиротам, стрикам, всем обездоленным. Ведь было же, было это единение! Эта мощь строительства, возведения, были заводы, были фабрики. Космос был!

И чего врать-то? Вызывать жалость? Ой, меня бедную, ой меня несчастную, ой меня ненагядную-ю… Да кому ты нужна кроме твоего супруга, что торгует, как Цывин, да обирает стриков-художников, рисуя дохлых тараканов? Всё мёртвое изначально, как схемы, как план картин, как сценарий чего-то. Но нельзя расплакаться, растревожиться. Сердце молчит, как глухонемое у Пульхерии. Конечно, мертвому трудно доказать, что он неживой, хотя уже и зубы выкрошились, и губы посинели, и скелет прогнил. А уж вонь идёт такая, что хоть противогаз надевай. Но Пульхерия – женщина добрая, не злопамятная. Чего к старикам цепляться? Всё равно всё встанет на свои места. Да и хворост подбрасывать не хочется. И гусей травить тоже.

Гуси-гуси, га-га!

Это песни, колыбельные…

Пульхерия среди ночи встала и ринулась в спальню к мальчикам. Все трое спали на разных кроватях, как солдаты. Пульхерия перекрестила старшего, затем среднего сына. К младшему Костику она подошла и прошептала молитву.

…да исчезнут пусть все горести, все злые помыслы, все бури, несчастья, напасти. Ангел-хранитель крылом пусть накроет, крепко обнимет да успокоит…

Пульхерия прилегла на кровать к Костику, обняла его спящего, пахнущего молоком, творогом, сметаной – этакой густой смесью молодости, радости, любви сыновьей. Вот моя опора!

…Вообще, Пульхерия могла заняться любым делом, например, не лениться и закончить музыкалку, не бросать на полпути заветную скрипку, могла бы занять спортом, она неплохо каталась на фигурных коньках, могла крутить пол-оборота акселя, хорошо играла в баскетбол. Высокая, стройная Пульхерия легко отправляла мяч в корзину. Она могла заняться журналистикой. Могла работать на телевидении. Могла бы даже плотничать, у неё не плохо получалось загонять гвозди в вагонку. Могла пойти работать в такси, водила Пульхерия автомобиль неплохо. Могла бы заняться бизнесом, у неё чётко получалось находить клиентов, заниматься межеванием земельных участков, перепланировкой квартир. А ещё – рынок! Можно было продавать мёд.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Птичий рынок
Птичий рынок

"Птичий рынок" – новый сборник рассказов известных писателей, продолжающий традиции бестселлеров "Москва: место встречи" и "В Питере жить": тридцать семь авторов под одной обложкой.Герои книги – животные домашние: кот Евгения Водолазкина, Анны Матвеевой, Александра Гениса, такса Дмитрия Воденникова, осел в рассказе Наринэ Абгарян, плюшевый щенок у Людмилы Улицкой, козел у Романа Сенчина, муравьи Алексея Сальникова; и недомашние: лобстер Себастьян, которого Татьяна Толстая увидела в аквариуме и подружилась, медуза-крестовик, ужалившая Василия Авченко в Амурском заливе, удав Андрея Филимонова, путешествующий по канализации, и крокодил, у которого взяла интервью Ксения Букша… Составители сборника – издатель Елена Шубина и редактор Алла Шлыкова. Издание иллюстрировано рисунками молодой петербургской художницы Арины Обух.

Александр Александрович Генис , Дмитрий Воденников , Екатерина Робертовна Рождественская , Олег Зоберн , Павел Васильевич Крусанов

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Мистика / Современная проза